— Cмотри, — отец весь напрягся, аж жилы вздулись у него на шее и на руках. Выпучил глаза, сжал кулаки и отрывисто гаркнул: «Пошла прочь!». Крик получился не громкий, но резкий, как злобный рык дикого зверя. Неспешно бредущая по дороге, кобыла Машка, заслышав его, боязливо обернулась на седоков и прибавила ходу.
— Видал, — показал на кобылу отец, — действует Злыдни прием. Так же и смерть напужается, побежит от тебя еще быстрее, чем Машка. Ну а теперь давай ты пробуй!
Лазарь встал, изготовился. Надул щеки. Насупил брови. Сжал кулачки посильней. Топнул ногой о край телеги так, что едва не потерял равновесие, и звонко прокричал: «Пошла прочь!».
Кобыла на крик не прореагировала. А отец не удержался от смеха.
— Да ты садись, смерть пугать и сидючи можно. Давай еще раз.
Отец снова и снова заставлял сына кричать на воображаемую смерть. Лазарь и сам вошел в азарт, чуть голос себе не сорвал, строил смерти всякие гримасы. Отец даже прослезился от смеха. Но вот дорогу Машке перебежал суслик. И отец решил прекратить шумовые атаки.
— Во, побежал. Ишь как перетрусил. Все, будем считать, что Еремы прием ты усвоил. Не бойся смерти теперь. Пусть она тебя боится.
Лазорька откинулся спиной в телегу. Он смотрел на плывущие над ним редкие облачка и радовался вечной жизни. Радовался самому себе, отцу, кобыле Машке, жаворонкам в небе и сусликам в степи.
…Стоя над распластанным телом отца, Лазарь припомнил тот разговор о смерти. Он сжал зубы и кулаки, уставился прямо перед собой в пустоту мутным взором и прорычал, как когда-то учил отец, невидимому врагу: «Пошла прочь!».