Воскрешение на Патриарших

И хотелось на Элтона. Дома лежала маленькая пластика фирмы «Мелодия». С песнями «До свиданья, желтая кирпичная дорога». И «Crocodile Rock». Уже и не помню, как это название перевели на русский. Крокодильский рок? Я и тогда был один. И мне так хотелось такой вот Ленки, любимого человека и настоящего друга. Но тогда ее не было. Зато есть сейчас, вот стоит и смеется. Да плевать, что я в другом времени! Мне же дается шанс, который я упустил в жизни. Наплюй на жизнь, наплюй на время, живи и люби. А та сила, которая отправила тебя сюда, неужели не позаботится о такой ерунде, как быт, как документы, деньги, квартиры и прочая чушь. Это даже не смешно! Конечно, для этой силы возможно все. Дают – бери и благодари. И не думай.

«Кстати, – подумал я, – а ведь на концерт Элтона я так и не попал в 79-м». После той великой ночи настало утро. Нужно было ждать восьми, что было уже тоскливо и нудно среди серых с похмелья лиц, россыпи пустой посуды, грязи и заблеванного пространства. И я, дождавшись шести, открытия метро, уехал домой. Вот так. Ждал, ждал и свернул.

– Не нравится мне гостиница. Не к месту эти стекляшки, – Ленка прищурилась на солнце.

– Снесут.

– Когда?

– Лет через тридцать.

– Через тридцать… Все-то ты знаешь… Точно?

– Точно.

– Ну вот. Я уже старуха буду… А ты – дед с клюкой! И мы будем сидеть на завалинке и лузгать семечки!

– Нет. Я не постарею. Я буду такой же, как сейчас.

– Ну уж прям! Это нечестно! Ты, значит, этакий бессмертный и вечно молодой, а я старуха древняя? Не, Сидор, так не пойдет. Я тоже хочу молодой. Купишь мне молодильных яблок?

– Да.

– Честно?

– Честно.

– Ну, смотри. Тогда заметано.

– Обязательно, Лен.

– А давай поедем на следующий год в Абхазию? В Пицунду. Я в детстве была. Там есть чудесный пансионат. Газеты «Правда». Я с отцом помирюсь, он нам путевки сделает. Хочешь?

– Хочу.

– Все. Вечером звоню ему. Слушай, а почему я сказала «в следующем году»? Давай в этом? Сейчас май… Летом там народа дофига, мест не будет, шум-гам-гиппопотам, давай в сентябре? Точно! В сентябре!

– Давай.

– Куда мы идем?

– Не знаю. Куда ты хочешь?

– Ну, Сидор, ты же мужчина! Скажи свое веское и суровое слово!

– Суровое… Эх… Тогда так. Идем мы в сад «Эрмитаж» есть мороженое и глотать шипучий лимонад! Сидеть, обнявшись, на изогнутых, как виолончель, старорежимных лавочках и дышать сиренью. В «Эрмитаже» ее полно! Там есть чудесное место рядом с деревянным, узорчатым, очень дачным павильончиком «Читальня».

– О, как вы интимно изящны в своих желаниях, мой господин… Слушаю и повинуюсь.

– Лен, изящность – это слишком правильно. А любовь, она всегда – ни о чем.

So goodbye yellow brick road,
Where the dogs of society howl,
You can’t plant me in your penthouse,
I’m going back to my plough,
Back to the howling old owl in the woods,
Hunting the horny back toad,
Oh I’ve finally decided my future lies
Beyond the yellow brick road…

Десятая глава

Полина, покачиваясь, с трудом шла по языку Игоря. Она была в клетчатой черно-белой юбке, черных шерстяных чулочках и кедах. Точь-в-точь, как на картине известной художницы Eugen Jagger, которую он видел зимой в Манеже. Полина, как канатоходец, балансировала, нелепо взмахивая руками. В одной, для сохранения равновесия, был веер, в другой – бутылка пива.

– Сейчас, сейчас, Игорек, потерпи… – причитала Полина, продолжая приближаться к нему, осторожно нащупывая кедом скользкую поверхность на длинном и неожиданно узком языке. Изнемогая от жажды, Игорь очумело сидел с открытым ртом.

«Если это мой язык, такой длинный-длинный и по нему сейчас идет Полина, то, значит, на другом конце его должен кто-то держать! Иначе бы она упала! – вдруг догадался Игорь. И, в подтверждение этих слов, увидел вдалеке рыжую голову Женьки, которая отчаянно, двумя руками, из последних сил держала канат его языка. – Господи, как же хочется пить!» – отчаянно рванула мысль.

– А-а-а… – заорал Игорь, пытаясь сглотнуть наждак слюны.

– А-а-а… – Женя, не выдержав, отпустила свой конец, и язык, вместе с кувыркающейся фигуркой Полины, полетел внутрь рта. В засасывающей воронке промелькнули ошалевшие от ужаса глаза Полины, лебединый узор веера и желтовато-белесые обрывки пивной пены…

Игорь очнулся. Он валялся прямо в одежде на кровати. Точнее, отсутствовали джинсы, трусы и даже носки, а вот кроссовки были надеты на голые ноги. Сверху все было на месте. Джинсовая куртка, майка и кепка на голове. Он сел на кровать и огляделся.