Воскрешение на Патриарших

Игорь поднял руку, останавливая машину.

– На Кутузовский, за Панорамой?

– Поехали.

Игорь смотрел в окно машины. Справа мелькал порядком обветшавший Новый Арбат.

«Красивые цветы я подарил Женьке. Орхидеи. Первый раз такие покупаю. Каждый бутон в отдельной колбочке. Удивительно. А ведь я это дарю не ей, а Полине. Просто в данный момент она называется Женя. Какая же я скотина. А ведь мне нравится Женя. Сейчас я приеду к ней, и мне эти чертовы презервативы очень даже пригодятся. А ты ведь, сволочь, изначально так предполагал. Глубоко-глубоко в своей гадкой душонке».

Игорь, сам не понимая зачем, повернулся к Жене и положил руку на ее ногу. Она в ответ посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Машина затормозила.

– Приехали.

«Господи, какая гадость! Мне же Полина такие важные слова говорила два дня назад, а я сейчас иду к Жене. И останусь у нее. А может, Полина это все не мне говорила? Мне, мне, скотина. Я же ее люблю. Нет, так невозможно».

Игорь вышел из машины, подождал, пока Женя выберется тоже.

– Понимаешь, Жень, я тут вспомнил, дело одно, срочно надо. Я тебе потом позвоню. Пока.

Он нырнул в машину, оставив остолбеневшую девушку на тротуаре. Отъезжая, Игорь оглянулся, Женя неподвижно стояла, по инерции улыбаясь, и солнечные зайчики опять сбегали по ее скулам.

Он набрал номер Николаши.

– Але…

– Ты там один? Занят?

– Я одинок, как стебель сельдерея… А что хочешь?

– Жрать.

– Жду.

– Сейчас буду. По дороге возьму.

– А если всерьез, может, сначала в стриптиз? Для эстетизма?

– Хоть в зоопарк.

И понеслось.

Глава девятая

«Несколько дней одного года»

День пятый

– Если батарею обклеить кусочками старой шубы мехом наружу, то зимой у тебя будет теплый и пушистый домашний питомец.

– Это ты к чему?!

– А к тому, Сидор Сидорович Сидорище, что у меня хорошее настроение! – Лена улыбнулась.

Несмотря на будний день, перед причалом около гостиницы «Украина» стояла очередь. Эта была Ленкина идея – прокатиться по Москве-реке. Белая краска на перилах у самой воды отслаивалась странами и континентами, обнажая изначальную древнюю синеву шпаклевки. В этом сочетании белого и синего уже было что-то морское, вольное, уже компа с и гальюн.

Пароходик тарахтел, кто-то невнятно бубнил в мегафон, трап покачивался, грозя развалиться с секунды на секунду. Этот обязательный аттракцион неизменен уже десятилетиями, собственно, наверное, ради него и пытаются люди в тепличных условиях города совершить немотивированный ничем поступок – прокатиться на почти игрушечном кораблике.

Сочинял сапожник песню целый день,
Их сегодня сочиняют все кому не лень,
Он за это дело взялся в первый раз,
Удивить хотел, наверно, нас.

Переход от земли к воде дарит отрыв от реальности. Земля – быт, твердь, проблемы. Вода – воля, надежда, порыв изменить что-то. Вода – волна, время. Движение по воде – движение во времени. Вода, без сомнения, – женское начало. Волна. Волновая природа женщины. Новая жизнь. Крещение – вода. Время – тоже женщина. Рождая жизнь, она рождает время. Она разная, но для каждого человека одна. Она – твое время. Это страшно, но это так. Она может быть блондинкой или брюнеткой, худой или полной, это не имеет ни малейшего значения. Я ждал ее появления всегда, я узнавал ее сразу, в моей жизни их было пять, шесть, больше. Собственно, моя жизнь и есть ожидание ее. Они очень и очень разные, но, все равно, это один и тот же человек. Инна училась в литературном институте и писала чудесные рассказы, прекрасную Иру, умную, гордую, хватало только на эсэмэски. Наташа была худой и трепетной, похожей на одинокий лесной колокольчик, Дина была полной смуглой брюнеткой с пышной грудью и пленительной задницей, словно сошедшая со средневековых персидских миниатюр. Ольга… Ольга похожа на подростка, с короткой стрижкой, маленькой грудью и заячьим выражением лица.

Но все равно это был один и тот же человек. Точнее, это было время, отпущенное мне и воплощенное в женщине. Я видел ее сразу, я распознавал ее с первого слова, взгляда, с первого вздоха, с особой интонации слова «ах…». И мне становилось радостно и грустно. Я радовался от встречи с ней, и мне было печально, что я уже знал, что с этим человеком у меня ничего не выйдет. Потому что она – мое время. А что может быть со временем? Оно только ускользает. Куда? Кто знает. Вот и Ленка тоже…

– А что такое эсэмэски? – тихо спросила Лена.

Я вздрогнул и очнулся. Понял, что говорил вслух.

Кораблик бурчал под метромостом. Чуть мелькнуло, подмигнув, эхо.

– Эсэмэски… Ну это… Как тебе объяснить… Вот. Допустим… американский жаргонизм… ну… типа всякой белиберды, которую пишут на заборах, сортирах привокзальных… так, наверное. Понимаешь?

Лена серьезно кивнула. Господи, почему же меня так потянуло к ней?! Мне ведь хорошо, очень хорошо. И она слышала мои мысли. А… пусть. Так даже лучше. Я смотрел на изгиб Москвы-реки. Буроватая вода вспыхивала на солнце грязноватой пенкой. Волны с чавканьем облизывали поржавевший борт.