Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества

Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: «О мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мною девушек — столько-то и столько-то голов, и соболей — столько-то и столько-то шкур», пока не сообщит всего, что привез с собою из своих товаров; «и я пришел к тебе с этим даром»; потом он оставляет то, что было с ним, перед этой деревяшкой: «Вот я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами и чтобы он купил у меня, как я поделаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу». Потом он уходит.И вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять приходит с подарками во второй и третий раз, а если все же оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из числа этих маленьких изображений по подарку, и просит их о ходатайстве, и говорит: «Это жены нашего господина, и дочери его, и сыновья его». И он не перестает обращаться к одному изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними.

Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит: «Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его». И вот, он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, который это сделал: "Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар"» (Херрман 1988: 297-298).

Араб, убежденный во всемогуществе Аллаха и соблюдающий запрет Корана на изображения, пишет с нескрываемой иронией об этих наивных северных варварах, которые поклоняются деревяшкам, приносят им жертвы и верят в то, что их идолы могут есть, тогда как жертву на самом деле съели собаки. Но именно его отчужденность и позволяет с большим доверием отнестись к его подробным описаниям. Мы можем представить себе, как выглядели святилища русов в первой половине X в., т. е. те, которые норманны принесли не только в Волжскую Болгарию, но и на восточнославянские земли.

Это были святилища открытого типа, огражденные частоколом (высокие деревяшки, воткнутые в землю позади идолов). О том, что эти святилища взяли на себя функции, выполнявшиеся священными рощами, говорит лексика: древнее «гаити» «ограждать» от «гай» «лес» (Gieysztor 1982: 174; Rytter 1986: 133). О следах и важной роли таких частоколов в восточнославянских языческих святилищах по археологическим раскопкам есть специальная работа Тимощука «Сакральные границы языческих святилищ» (Тимощук 1997). Ибн-Фадлан констатирует у русов поклонение деревянным идолам, которое мы знаем из летописей о славянах, причем добавляет, что в центре святилища находился один главный идол, а вокруг него располагались другие, поменьше, и что все они вместе представляли богов, сгруппированных в семейство (главный бог, его жены и дети). Известно, что скандинавские боги были связаны родственными отношениями: Один, его жена Фриг и брат Хонир, сын Одина Тор со своей женой, красавицей Сиф, матерью своей — Фьоргин и сыновьями Магни и Моти, и т. д. Есть смутные указания на родственные отношения между восточнославянскими богами: Сварог —отец для Сварожичей: Огня и Дажьбога. Возможно, Перун имел некую супругу. Мы не знаем, какому богу поклонялись купцы-воины, виденные Ибн-Фадланом, — Одину, Тору или другому богу скандинавского пантеона или какому-нибудь местному богу Поволжья (вряд ли уже славянскому Перуну). Они могли окружать этого бога семейством из легенд его культа, а традиция молиться не только богу, но и родственным ему ходатаям-заступникам проявляется впоследствии на Руси (культы Богородицы и святых).

Разумеется, княжеские святилища могли выглядеть более импозантными, чем святилища, устроенные для странствующих купцов.

Если старые обобщающие работы о славянских языческих святилищах были основаны почти исключительно на письменных источниках (Срезневский 1846), то теперь круг материалов гораздо шире. Одни работы основаны на восточнославянских археологических материалах (Третьяков 1958; Седов 1962; Sedov 1981; Русанова 1992; Русанова и Тимощук 1993, Русанова 1997; Тимощук 1997 и др.), другие — на этнографических данных (Динцес 1947; Шенников 1990). Третья группа работ — сводки западнославянских материалов (Herrmann 1971, 1981; Shipecki 1994).