– Нет у них тут никакой Трубы, – ответил Митя. В таких разговорах он иногда участвовал еще в Питере и знал, как правильно их вести.
– Только у нас Труба и есть, – немедленно вмешалась Святослава. – А у вас так, подделка.
– Ты нашу Трубу видела? – возразил Митя. – Она же реальная труба. Даже если бы там пипл и не сидел, никогда бы не перепутала.
– А ваша Труба почему труба? – примирительно спросила Атланта.
– Потому что это Трубная площадь.
Этого Митя не знал, и крыть было нечем. Так что он просто решил сделать вид, что этот аргумент к делу вообще не относится.
На Трубе царила атмосфера вольницы и даже какого-то почти что нереального в центре города беспредела. Народ не только сидел, стоял, пел под гитары, что-то там такое пил из горла, но и просто шатался туда-сюда. А еще, чего на московской Трубе было существенно больше, так это травы. В Питере обычно почти никто не долбался в открытую. Может быть, кроме самых отмороженных. А тут обкуренный пипл вел себя так, как если бы был у себя же дома на кухне. Как впоследствии объяснили Мите, так исторически сложилось. Когда началась Афганская война, ганж и гашиш хлынули через границу практически беспрепятственно. Москва была ближе, больше, центровее, так что и доставалось ей гораздо больше. Когда же война стала отчетливо подходить к концу, оскудевший импорт почти мгновенно заменили братские Узбекистан и Таджикистан, тем более что беспредел и хаос там постепенно наставали такие, что понять, кто, где и что выращивает, куда гонит и кому сбывает, было бы практически нереально, даже если бы кто-нибудь и захотел этим озадачиться. Но было похоже, что не хотел. Мите предложили, он отказался; потом ему стало неловко, и он согласился. Однако в другом, как Митя гордо объяснял собеседникам в последующие дни, Питер Москву опережал; например, по части колес. Будучи культурной столицей, да еще и владея Технологическим институтом, в котором преподавал сам Менделеев, Питер поставил производство различных колес на поток, а юная ленинградская интеллигенция научилась делать колеса из всего, за исключением, кажется, табуреток. А может быть, и включая. Любители вмазываться производили много чего еще, но это уже была другая история, об этом Митя знал мало и старался в подробности не вникать.
Как-то незаметно от Трубы дошли до Этажерки; она была еще открыта. Поднялись на второй этаж. Митя твердо помнил, что все это время Атланта была с ним рядом; за этот день она как-то совсем свыклась с ролью его герлы. Вот тут-то Митя и понял, зачем на Этажерке нужен второй этаж; он не просматривался, и пипл начал засыпать колеса прямо в кофе, как когда-то в Сайгоне. Митя еще держался, а вот Атланта что-то такое хлебнула, и ее повело совсем. Но до «Таганской» он ее все-таки дотащил; даже ментам не попались, что было большим достижением. Оказаться повинченными на второй же день было бы совершенно не в тему. На «Таганской» все еще пили, хотя народу и поубавилось; осталась приблизительно треть. Орали потише, даже обсуждали что-то связанное с картинами, но что именно, Митя не запомнил. Они присоединились к остальным и выпили с ними за знакомство. На самом деле за знакомство они пили еще вчера, но этого уже все равно никто не помнил.
Минусом было то, что сортир в квартире был без двери, хотя какой-то занавеской он все же был завешен, и Митя решил, что этого, наверное, вполне достаточно. Тем более что сортир все равно использовали в основном, чтобы проблеваться, а потом уже для всего остального. Поближе к ночи снова начали рассуждать об искусстве, главным образом о современном; но и стали обжиматься настолько беззастенчиво, что Митя подумал, что вчерашний вопрос, спит или не спит пара в соседнем углу, только их с Атлантой, по неопытности, и мог занимать. Остальные об этом, скорее всего, вообще бы не стали задумываться. Потом уже и Атланта как-то странно забулькала.
– Тебе лучше больше не пить, – наставительно сказал ей Митя, но Атланта уже, качаясь, почти на ощупь, шла в сортир проблеваться. Из сортира донеслись хрюканье и громкий рык. Потом она появилась, свернулась калачиком рядом с ним, положила голову ему на колени и уснула. Митя оттащил Атланту в комнату, с нежностью посмотрел на нее и почти мгновенно уснул рядом.