Братья росли, и росла их любовь по отношению друг к другу на удивление всем. Помог случай. Однажды в один из осенних вечеров, когда могучие звёзды засеребрились в вышине чужого неба, чужого по недоступности и неведению, когда жёлтая луна на полном объёме осветила океан разлитых повсюду огней, Малыш взгрустнул на своём четырёхлетнем возрасте. Мать уже несколько недель не подходила к нему, не ласкала его волосы, не улыбалась по-доброму, нежно и желанно, а он так скучал по ней.
Нет, конечно, Ортонсольз постоянно развлекал малышку, но не ведал, как ему объяснить, что Марсэлина занимается с Энтони младшим, что он болен и его жизни угрожает смертельная опасность. Добрый слуга лишь размышлял, как поведать о той беде, нависшей над его братиком, разве поймёт?! Маленький ещё, кроха совсем. Нужны ли ему такие печали и невольные страхи? Но Малыш хорошо говорил, внимательно слушал и понимал буквально всё, как взрослый! Этим он и отличался ото всех людей!
За эти четыре года Малыш ни разу не видел Энтони младшего, хотя так хотелось не просто увидеть, но и приласкать милого братика. Родители скрывали его от Гумисоля, боясь, что тот напугает ангелочка, и поэтому никогда не позволяли Малышу даже приближаться к спальне Энтони младшего.
И за такую жестокую и злобную намеренность в отношении Малыша, Энтони старший и Марсэлина обрекли своего ангелочка на невольное страдание, которое росло, росло и достигало некоторых величин. И величины не могли растаять, либо исчезнуть совсем.
Настал момент беды…
Сошли наказания…
Сегодня Малыш был предоставлен самому себе и даже верный Ортонсольз, казалось, позабыл о нём. Все бегали, суетились, говорили вполголоса, полушёпотом. Доктор не выходил из комнаты Энтони младшего ни на минуту. Малыш, любивший перелистывать книги или рисовать картинки из книг, позвал Ортонсольза. – Почитай мне…
Но тот был излишне хмур и озабочен текущими событиями. И совершенно не похож на себя. Трагедия, разыгравшаяся в доме, и слугу сделала более чёрствым и сухим. – Прости, Малыш! Энтони младший умирает и…
–Мой братик?
–Да, Малыш…
–А почему, почему мне никогда не разрешают на него даже посмотреть? Я хочу увидеть Энтони… Я же люблю его… Разве я могу сделать ему плохо или больно? Можно мне хоть чуть-чуть взглянуть на ангелочка? Какой он?
Ортонсольз не нашёл подходящего слова, да и обстоятельства не позволяли ему объяснять долго. Но речь ребёнка сильно смутила его волю, не нашелся, как выразить своё сожаление. Сказал только. – Потом поговорим…
–Почему?
–Малыш…
–Я хочу теперь знать… И я очень, очень желаю посмотреть на ангелочка. – Трепетно поднял свои глазёнки на слугу и ждал разрешения. Ортонсольз не мог позволить ему, хозяином был Энтони старший, и именно он дал такие жестокие распоряжения.
–Потом, потом…
–Я хочу сейчас с ним повидаться… Можно? – Настаивал он. И это вовсе не каприз, потому что Малыш никогда не капризничал даже, если ему приходилось и болеть. Он был словно выше всего этого. – Позволь мне…
–После… Потом, потом… – И убежал куда-то спешно и неуверенно.
А что он мог сказать?
Ответов не было, ведь перед долей неравенства была судьба Гумисоля, которому необходимо не одно понимание. Ему нужна жизнь тихой уверенности, а кто предложит это? Мальчик подошёл к столу. На стене висит икона Спасителя.
–Мой братик умирает. – Сказал он тихо. – Что делать? Спаси его, я Тебя очень, очень прошу… Не обманешь же меня? Пусть он поправится, и я увижу его… Я хочу увидеть Энтони младшего… Помоги мне встретиться с ним…
Сзади за ноги хватал кот.
–Мяу…
–Нет, сегодня мы играть не будем… Уходи спать… – Голос мальчика очень серьёзен, встревожен. Он решился на поступок. И сегодня не может веселиться, когда в доме гуляет беда. – Нет, котик, нет… Все шалости отменяются… Энтони младший болен, и ему нужна моя помощь… Я прошу тебя…иди спать…
Кот послушался и завалился на коврике под кроватью. А Малыш остался один, присел на диван и задумался. Его умная головка покоилась на худенькой шейке, а синие глазки удивлённо заиграли светотенью. Он снова всколыхнулся чувственно-детской страстью:
–Что с моим братиком? Может, я ему нужен?
Слез спешно с дивана, отложил в сторону книжки, бросил печальный взгляд на Иисуса… Он молчит, и Он не сердится на него… И тогда, ободренный таким свидетельством, быстро пошёл туда, куда ему запрещали даже приближаться.
Около двери немного постоял в нерешительности, представив на миг сердитое лицо своей матери, но что-то произошло с ним, словно Кто-то его позвал вперёд. Малыш шагнул в коридор с чувством явной осторожности и твёрдой поступью направился к спальне.