Воскресное утро

Гейдрих врал. Но его ложь была не экспромт, она была хорошо подготовленной. Его аналитики пришли точно к такому же заключению, которое озвучил фюрер. Русские как будто на столе перед собой имели второй экземпляр плана – настолько точными были их действия и знание последующих шагов немецкого командования. Его служба вывернула всех и вся наизнанку, но не нашла канала утечки. Но что-то фюреру отвечать было нужно, значит, нужен был виновный. И если «крота» не нашли – его нужно было придумать. Так родилась идея «крот полковник-садовник». Полковника пришлось убить, инсценировав самоубийство при попытке ареста. Садовник был подвергнут допросам высшей степени и сейчас был, по сути, куском мяса, но еще имеющим возможность говорить и готовым признаться во всем, вплоть до того, что это он почти две тысячи лет назад распял Христа. Но сейчас после доклада Гитлеру – его можно было освободить от мук. Вместе с жизнью. По крайней мере, смерть он встретит как счастье.

– Хорошо, Гейдрих. Лучше поздно, чем никогда.

И уже обращаясь к обоим, повторил:

– Дайте мне все, что возможно по «быстрым дьяволам». И вообще эта тема для вас обоих является приоритетной. И еще. Откуда русские настолько детально знали план объектов ракетного центра в Пенемюнде?

3 июля 1941 года.

Штаб 3-й танковой группы

Все планы на завтра рухнули около полуночи. С левого, восточного фланга группы, прикрытого редкой завесой пехотных подразделений, стали поступать доклады о неожиданном ночном ударе русских танков и пехоты из лесного массива южнее Докшицы. Русские двигались в маршевых колоннах по всем дорогам в направлении Вилейки, сметая танковым авангардом укрепленные позиции немецкой пехоты. Незамедлительно все части на левом фланге группы были подняты по тревоге. На северо-восток от Вилейки перебрасывался и занимал оборонительные позиции резерв группы – 20-я дивизия 39-го моторизованного корпуса. Через полтора часа после первых известий в штабе группы появился командир противотанкового дивизиона, занимавшего позиции у населенного пункта Кривичи, возле железной дороги Вилейка – Полоцк. Выглядел он бледным и ошеломленным. Из рассказа Герман Гот уяснил, что позиции его дивизиона в полной темноте атаковали русские танки. И как он смог рассмотреть их, прежде чем уехать на мотоцикле с разгромленной позиции – ничего подобного он еще не видел. Правда, за те дни, что шла война, он и его солдаты уже насмотрелись на многое, чего не было во французской кампании – это тяжелые танки КВ, которые не брали пушки их дивизиона, новые Т-34, от которых рикошетировали их снаряды, пятидесятитонные гиганты со 152-мм пушкой. Но все это меркло по сравнению с увиденным им этой ночью. А видел он, по его словам – приземистые танки с длинноствольными крупнокалиберными пушками в круглых плоских башнях. Они даже не обращали внимания на их 37-мм «колотушки», тем более что прицельно стрелять в темноте противотанкисты не могли – они попросту давили их гусеницами. Противотанковые 50-миллиметровки подавлялись выстрелами осколочных снарядов еще до открытия ими огня. На его глазах «ахт-ахт» – гроза всех танков, вытащенная из-за дома зенитчиками, стреляла практически в упор метров с трехсот по танку, показавшемуся у горящего дома. Был рикошет! Отлично видимый в ночной темноте рикошет трассером. И секунды спустя расчет зенитки разметал разрыв осколочного снаряда, выпущенного другим танком. Но даже это можно объяснить. Но как объяснить стрельбу из пулемета странного легкого русского танка в темноте по убегающей по полю немецкой пехоте? Прицельную стрельбу. В темноте. Они все стреляли прицельно.

Уходя, гауптман повернулся и обреченно сказал: «Нам их не остановить». Немного погодя из штабов 39-го и 57-го корпусов поступило сообщение о нападении на них русских диверсантов, и через некоторое время радиосвязь с ними прервалась.

Ближе к утру, получив информацию от командира 20-й моторизованной дивизии о выходе русских танков на подступы к Вилейке, Гот принял решение об эвакуации штаба группы в тыл.

3 июля 1941 года.

Западный фронт. Где-то севернее Вилейки