Воскресный день у бассейна в Кигали

Валькур и Жантий стали протестовать. Она была совершеннолетней и хуту и уж точно не проституткой. Высокопоставленный чиновник сухо отрезал, что в наше время поддельных документов выдают больше, чем настоящих.

– Посмотрите на нее, мсье… Этот тонкий нос, кожа цвета молочного шоколада и ее рост, посмотрите на нее, и вы поймете, что ее предки пришли из Эфиопии. Итак, вы в своем номере. Вы слышите крики, выбегаете на балкон. Проститутка тутси лежит на крыше бара у бассейна, несчастный член дипломатического корпуса Бельгии надрывает глотку; он стал свидетелем попытки самоубийства, вот и растерялся, ведь это может бросить тень не только на его достойную карьеру, но и нарушить покой его семьи. Но под воздействием любовных чар, осмелюсь так сказать, вы, господин Валькур, находите здесь какой-то скрытый мотив. Вы спешите в больницу, даже не узнав, была ли необходимость в госпитализации этой самой Мелиссы. Вы оскорбляете достопочтенных докторов, в том числе и начальника службы неотложной помощи, потом являетесь ко мне и обвиняете бельгийского дипломата в непреднамеренном убийстве, а в соучастники записываете еще и офицеров жандармерии, которые забрали девушку, напомню, тогда она была жива. Фактически, если, как вы утверждаете, девушка исчезла, вы обвиняете жандармерию в незаконном лишении свободы и, может быть, даже, отказываюсь этому верить, в убийстве и, соответственно, в том, что они чинят препятствия правосудию, устранив улику, а именно тело вышеназванной Мелиссы. А я вот что вам скажу: юная особа, устыдившись того, что поставила в неловкое положение друга нашей страны, просто-напросто вернулась на свой холм первым же автобусом. Вы по-прежнему желаете подать жалобу?

Жантий яростно сжала руку Валькура, на не-сколько секунд в кабинете воцарилась тишина, которую тут же смял шум рыночной толчеи - напротив прокуратуры располагался базар. Его нестройный хор громогласно заявлял о себе.

– Да, я хочу подать жалобу… на бельгийца и на тех, кто приехал за Мелиссой.

– Так как вы единственная, кто, как выражаются мои ученые коллеги, хочет предъявлять иск в суде, я вас попрошу остаться, чтобы заполнить необходимые бумаги и ответить на вопросы следователей. А вас, господин Валькур, я больше не задерживаю.

– Вы не понимаете, господин заместитель прокурора, это я подаю жалобу и прошу расследовать попытку убийства Мелиссы и ее исчезновение.

– Я знаю, что вам очень нравится Руанда, господин Валькур, а еще, как я замечаю, руандийки, но для того, чтобы вы могли здесь остаться, нужно, что-бы и вы понравились Руанде.

– Может быть, Руанда - это вы?

– Да, господин Валькур, в какой-то мере. Вы можете прийти завтра, чтобы заполнить бланки. Сегодня мы завалены работой.

Да они были завалены работой. Из соседнего кабинета доносился истеричный хохот. В приемной несколько ополченцев из «Интерхамве»[32], присутствие которых на улицах день ото дня становилось все заметней, забавлялись, избивая парнишку. Полицейские смеялись. Трое чиновников, сидевшие за невзрачными школьными столами, что-то медленно выводили карандашами.

Спускаясь по лестнице, они услышали вдогонку: «Господин Валькур, ваш контракт с телевидением все еще действителен, не так ли?»

- 6 -

На улице жизнь била ключом: буйство красок и звуков, столпотворение, радостные крики - эдакий концерт жизни. Ничтожной, серой, заурядной, убогой, сумбурной, простой, злой, глупой, веселой, но все-таки жизни. Центральный рынок Кигали напоминал яркую фовистскую картину, по-своему выражая неистребимый дух и колорит Африки, со всей ее толкотней, мелкой торговлей, изворотливостью, бесконечной болтовней, упорством и стойкостью.

Прямо перед ними - длинный красный рубец, того же цвета, что и кумачовые полотнища, несущие смерть. Тридцать метров помидоров на тридцать торговок помидорами. Валькур, в жизни не видевший столь ярко-красного цвета, частенько сидел на ступеньках прокуратуры, любуясь видом. Он уже просил операторов снимать помидоры: не-сколько долгих неподвижных планов, несколько панорамных, а еще сделать наезд и отъезд объективом. А потом то же самое у прилавка со специями, на котором, словно поле маков и ромашек, выстроились горшочки с молотым перцем и шафраном. Операторы-стажеры не могли взять в толк, что так восхищало Валькура в этих планах, где одни лишь помидоры, перец и шафран.

«Пойдем, я представлю тебе Сиприена».