Воскресшая жертва

— Адвокат, — произнесла я вслух. — Он сказал мне, что, если мне когда-нибудь будет нужен адвокат, он представляет очень солидную фирму.

Обеспокоенная тем, что ей не удалось решить вопрос с вареным яйцом, Бесси вздохнула и удалилась, а я, вспомнив совет Шелби, услышала собственный голос, который рассказывал все обладателю черных усиков.

— А ваше алиби, Лора? Какое у вас есть алиби на вечер пятницы двадцатого августа? — спросил бы молодой Солсбери, пощипывая кончик усов, возможно напомаженных. И тогда я должна была бы повторить обладателю усиков то, что я рассказывала Марку о том вечере в пятницу, после того как я рассталась с Шелби, который на Лексингтон-авеню помахал мне рукой, когда я сидела в такси.

Когда мы сидели с Марком за завтраком — это было тысячу дней назад, — он попросил меня точно воспроизвести каждую минуту того вечера в пятницу. Он, конечно, знал, что я позволила Шелби дать водителю такси адрес Уолдо и что потом я велела отвезти меня к вокзалу «Грэнд Сентрал».

— А потом? — спросил Марк.

— Я села в поезд.

— В поезде было много народу?

— Ужасно.

— Не видели ли вы там кого-нибудь из знакомых? Или кого-нибудь, кто мог бы опознать вас?

— Почему вы задаете мне эти вопросы?

— Привычка, — сказал он и передал пустую чашку. — Вы отлично варите кофе, Лора.

— Вам надо как-нибудь прийти ко мне на пирог.

Мы засмеялись. Кухня, с клетчатыми занавесками и голубыми датскими чашками, была очень уютной. Я налила ему сливок и положила два кусочка сахара в кофе.

— Откуда вы это знаете? — спросил он.

— Я еще раньше наблюдала за вами. Теперь, когда вы будете приходить сюда, то будете получать много сливок и по два кусочка сахара.

— Я буду приходить часто, — сказал он.

Он спросил меня, как я доехала до Уилтона, и я рассказала, как сошла с поезда в Саут-Норуоке и быстро пошла в совершенном одиночестве по пустынной улице в направлении к гаражу за домом Эндрю Фроста, чтобы взять свою машину. Марк захотел выяснить, нет ли около железнодорожной станции общественных гаражей, и я ответила, что, арендуя гараж у Фроста, экономила два доллара в месяц. В ответ он снова засмеялся:

— Значит, вы все-таки экономны. — В нем было мало от сыщика и много от восхищенного мужчины, поэтому я засмеялась, откинув голову назад и ища глазами его взгляд. Он спросил, не видел ли меня Эндрю Фрост или кто-то из его домочадцев, и когда я сказала, что мистер Фрост — женоненавистник семидесяти четырех лет, который видит меня только в первую субботу месяца, когда я вручаю ему два доллара за аренду, Марк громко расхохотался и сказал:

— Это чертово алиби!

Я рассказала, что в субботу поехала в Норуок за продуктами, а он в свою очередь спросил, не запомнил ли кто-либо меня там. Я ответила, что, снова экономя деньги, отправилась в супермаркет и возила свою тележку с покупками по проходам магазина, в котором толпился рабочий люд из Норуока и те, кто проводил лето в округе. Я не могла вспомнить, кому я платила — рыжеволосому кассиру или человеку, у которого косил один глаз. После того как я вышла из супермаркета, продолжала я свой рассказ, я поехала домой, снова работала в саду, приготовила себе легкий ужин и читала вплоть до самого сна.

— И это все, Лора? — спросил он.

Я пожала плечами, чувствуя себя в безопасности на теплой кухне, в дружеской атмосфере. Марк внимательно посмотрел мне в лицо. Я схватила кофейник и рванулась с ним к плите, повернулась к нему спиной и быстро заговорила о каких-то незначащих вещах, чтобы выбросить все из головы. Стоя у плиты с кофейником в руках, я чувствовала, что его взгляд пронзал меня насквозь, входил в мою плоть и кровь, он меня разглядывал, как в свое время разглядывал лицо Дайяне, с которого сошли все краски жизни и вся красота, а остались лишь кровь, телесная оболочка и ужасные раздробленные кости.

— И вы там были одни все это время, Лора? Вы никого не встречали, кто мог бы услышать по радио или прочитать в газете о случившемся, а затем прийти и рассказать вам? — спросил он.

Я повторила то, что уже говорила накануне вечером: что радиоприемник был сломан и что единственными людьми, которых я видела, были садовник и польский фермер, у которого я купила немного кукурузы, салата и свежих яиц.

Марк покачал головой.

— Вы мне не верите, — сказала я.

— Это не похоже на поведение… поведение женщины вашего типа.

— Что вы имеете в виду под женщиной моего типа?

— У вас так много друзей, ваша жизнь так наполненна, вы всегда окружены людьми.

— Когда у вас есть друзья, вы можете позволить себе побыть в одиночестве. Если вы общаетесь с широким кругом людей, одиночество становится роскошью. Только когда вы обречены на одиночество, это плохо, — сказала я.

Тонкие пальцы постукивали по столу. Я поставила кофейник на голубую подставку. Мне очень хотелось протянуть руку и дотронуться до узкой кисти под белой манжетой сорочки. Одиночество Марка не было роскошью. Он не сказал об этом вслух, потому что был сильным человеком и не мог позволить себе расслабляться.