Она толком не помнила, какими были ее глаза. Не помнила свой голос, не помнила на ощупь свои волосы. Забыла, какого это ощущать вкус еды, воды. Не помнила, как ветер ласкает кожу. Каково это бегать, смеяться. Она забыла все! Забыла, что такое жить!
Когда-то в прошлой жизни, где она было здоровой, хотела всем доказать, что она Валерия Некрасова, добьется всего. Она докажет, что чего-то стоит. И никто не посмеет дразнить, что она дочь пьяницы, матери. Безотцовщина. Сейчас это было так нелепо. До двенадцати лет она существовала во власти матери. Дикий лисенок, выброшенный за ненадобностью на улицу на потеху всем. Вечно голодная, грязная, побираясь на улице, терпя побои матери. До тех пор, пока ее не забрала к себе бабушка. Случайно узнавшая о ней в пьяном бреду своей беспутной дочери.
Горько усмехнувшись, она вспомнила, как бабушка учила бороться. Она раз за разом повторяла: «Будь стойкой, сильной! Всегда борись! Будешь слабой, ничего не добьешься.»
Сейчас она, наверное, гордилась бы ее стойкости. Она научилась терпеть боль от пролежней. Молча сносила грубые прикосновения медсестры, которая с остервенением размазывала мазь на незажившую обожжённую плоть. Стойко перенесла, когда врач сообщил, что она больше не будет ходить, говорить, видеть. Если бы она могла плакать, наверное, утонула бы в слезах. Это было бы счастьем. Только не осталось у нее ничего.
Она с болью вспоминала, как ненавидела свои непослушные волосы, не любила свой нос и маленький рот. Ненавидела свою приятную полноту. Сейчас же она отдала бы все, чтобы вернуть то, что забрал огонь. Злая ирония. Ей нечего предложить. У нее осталось лишь искалеченная тело и страдающая душа, которой брезгует сама Смерть. От былой Леры остался череп, обтянутый тонкой кожей в рубцах и сгоревший обрубок тела.
Через два года ада, перед новым годом к ней пришел посетитель. Когда он был только в дверях каморки именуемой палатой, она почувствовала одурманивающий запах мандаринов. Обгоревший рот наполнился горькой слюной вспомнив забытую сладость сочного фрукта. Не успев насладиться забытыми воспоминаниями, она услышала свое имя. Это был первый человек, за исключением врача, который обратился к ней по имени после аварии.
— Лера, здравствуй! Я тебе мандарины принес. Ты их любишь. Я помню, — тихо прошептал мужской голос.
Его тихий голос прозвучал как гром среди ясного дня. Разум девушки взорвался от нахлынувших воспоминаний. Лучше бы он не приходил. Не слышать его, никогда! Не видеть! Не знать! Левой конечностью, отдаленно напоминавшую руку, она замахала ему, что бы он уходил. Не имея возможности говорить, она громко замычала, что бы кто-то ее услышал и вывел человека.
— Прошу, выслушай меня! Лера! Молю! — громко закричал молодой человек. Роняя пакет мандаринов, он рухнул на колени и пополз к девушке.
Устав от своих бессмысленных попыток докричаться до персонала и от боли в горле из-за трубки, девушка затихла. Громкий стук ее сердца, стучавший в ушах, не заглушал рыдания молодого человека. Если бы она могла заткнуть уши, что бы не слышать его! Память живо нарисовало его облик, который она видела в последний раз в тот злополучный день. Правда, увидев его, сейчас, вряд ли бы узнала. Поседевший, худой, с потухшим взглядом в усталых глазах. Он мало напоминал того увальня, каким был два года назад.
Лера не помнила сколько он так просидел. Ей показалось, что прошло очень много часов, когда он смог успокоиться и заговорить. Хотя о чем им говорить? Как он стоял и смотрел, как она заживо сгорала в его машине?
— Я знаю, ты ненавидишь меня. Я прошу лишь выслушать меня. Ты все поймешь. Я не мог к тебе прийти.
Она не понимала, о чем он говорит. Как он не мог прийти?! В отличие от нее он не пострадал.
— Я болен, — тихо начал он. – Через день после аварии я узнал, что у меня неоперабельный рак мозга. В город ехал за результатами анализов. Когда встретил тебя — еле слышно прошептал он. И собравшись с духом, с надеждой выпалил — Я умираю!
Она истерически засмеялась, хотя смехом это вряд ли можно было назвать. Затем, осознав, что он сказал, стала мысленно проклинать ту, которая насмехалась над ней. Она издевалась над ней! Сейчас! В данную минуту! Горечь несправедливости и обиды подкатил к горлу. Сдавил тисками обожжённые легкие, не давая вздохнуть.
Лера молила Смерть каждую секунду, каждый миг проклятой жизни валялась у нее в ногах. Она даже не взглянула на нее. А сейчас перед ней сидел человек, который удостоился ее милости. Человек, которого она ненавидела, всем сердцем. Которому желала мучиться всю жизнь. Она выбрала его!
За своими мыслями она забыла про Федора. Вспомнив о его существовании лишь тогда, когда он объявил:
— Мне осталось меньше недели. Пару дней!
Она не хотела его жалеть и прощать. Как можно сострадать тому, кто покалечил, уничтожил твою жизнь?!
— Ты не представляешь, как долго я искал тебя. А когда узнал, где ты я отказался от лечения. Я хочу умереть! И если ты позволишь заслужить твоё прощение.