Воскресший гарнизон

– Никогда. Для этого он слишком плохо воспитан.

– Вот вам и первый прокол, Отшельник! – вдруг язвительно заметил майор Чеславский. – Оказывается, господин штурмбанфюрер, как настоящий разведчик, заметил даже такую деталь.

– Одного не пойму, почему вас это заинтриговало? – обратился Штубер к перевозчику.

– Потому что он попытался поговорить со мной, но обратился не по форме, и, как всякий уважающий себя германец, я вынужден был внушить этому недочеловеку, что воспитанные люди обращаются, употребляя слова «герр», «господин», «пан», «барон»… Так что первые плоды воспитания налицо.

– Почему же тогда вы, Зебольд, до сих пор не предприняли ни одной попытки заняться воспитанием господина Отшельника?

– Не представилось случая, господин штурмбанфюрер. Но ведь и вы тоже, насколько мне помнится…

Штубер попробовал каблуком сапога, насколько прочно сидит в земле валун; похлестывая стеком по голенищу сапога, осмотрел окрестности острова…

– Я не в счет, мой Вечный Фельдфебель.

– Учту: вы не в счет, – поспешил ретироваться Зебольд.

– Потому и не в счет, что, слишком уважая в этом человеке талант древесных и каменных дел мастера, готов прощать ему все, что угодно. Любые его проколы, – многозначительно и, как показалось Отшельнику, с явной подозрительностью посмотрел он на Чеславского.

…Нет, все же было, было в этом человеке что-то такое, что казалось иконописцу и скульптору Гордашу родственным ему самому. Прежде всего, Отшельник признавал, что барон тоже является мастером. Правда, в совершенно ином ремесле, но тем не менее…

– Кстати, позвольте спросить. Как она выглядела во время вашей встречи, Софья Жерницкая? – спросил Орест, направляясь вслед за Штубером к косе, на которой находился один из секретных входов в «СС-Франконию».

– Достаточно красивая, хотя и не в моем нордическом вкусе. Так что если вам не дает покоя вопрос: переспал ли я с ней, не терзайте себя ревностью и подозрениями. Этого не произошло.

– В чем я, конечно, сомневаюсь, – вновь проворчал Орест.

– Возможно, потому не произошло, что в Одессе я увлекся одной черноглазой молдаванкой, арестованной сигуранцей за то, что решительно выступала против «румынизации» своего народа, а посему заподозренной в связях с партизанами. Я вышел на нее, пребывая в поисках людей, которые могли бы вывести меня на кого-либо из настоящих партизан-катакомбников. Впрочем, это уже детали. А еще я всегда считал, что фронтовики-ревнивцы должны кончать жизнь самоубийством прямо на передовой. Иначе всю оставшуюся жизнь им придется терзать себя неутолимой ревностью.

21

Зомби-воины в последний раз огласили усеянный валунами перелесок своим воинственным кличем «Бар-ра!» и ворвались в окопы «противника». Рукопашная, которая завязалась там, могла бы стоить жизни многим из власовцев и зомби-воинов, если бы они были вооружены боевыми, а не резиновыми ножами и такими же резиновыми штыками, увенчивавшими деревянные винтовки.

Но и эту схватку командовавший учебным боем оберштурмфюрер по кличке Свирепый Серб сумел остановить, лично разнимая, а то и расшвыривая противников. Правда, делал он это с величайшим сожалением, подчиняясь жесткому приказу Овербека: «Ни одного погибшего! Погибать им предстоит в настоящих боях». В действительности же он и сам еле сдерживался, чтобы не ввязаться в рукопашную.

Пока обер-лейтенант с двумя своими помощниками, тоже сербами, только унтер-офицерами, занимался умиротворением бойцов, радист штабной бронемашины принял сногсшибательное сообщение из командного пункта лагерного аэродрома: через несколько минут туда прибывают фюрер и Отто Скорцени.

Узнав по рации, что Штубер и Овербек проводят маневры зомби, обер-диверсант рейха приказал временно прекратить их и дождаться появления фюрера. Бойцы должны выглядеть свежими и вполне боеспособными. Штуберу и Овербеку – оставаться на полигоне. А еще Скорцени поинтересовался, присутствует ли на учениях Свирепый Серб. Когда Овербек сказал, что присутствует, радист сразу же сообщил об этом своему аэродромному коллеге. Как отреагировал на это подтверждение Скорцени, осталось неясным. Как и то, почему вдруг обер-диверсант рейха заинтересовался Свирепым Сербом.

– Как считаете, Штубер, – занервничал Овербек, – зачем Скорцени понадобился Свирепый Серб?

– Скорцени или фюреру?

– Но фюреру-то он зачем?!

– Тогда не думаю, чтобы Скорцени решил сдать нашего Свирепого Серба контрразведке Тито.

– Теперь все может быть, барон, все может быть. Вдруг кому-то там, в СД, придет в голову выменять его на кого-то из своих людей, оказавшихся в плену у Тито? Когда война завершается, начинаются торги, сплошной гешефт.

Штубер знал, что Овербек очень дорожит Свирепым Сербом, который выполняет за него всю командирскую работу – и во время тренировок и учений, и во время боевой подготовки зомби. Вот и недавно командующий зомби-войсками «СС-Франконии» добился, чтобы Арсена Ведовича, как на самом деле звали этого серба, повысили в чине и назначили его заместителем.