Воскресший гарнизон

– А где сам этот агент? – поинтересовался Овербек.

– Он предупредил нас запиской, только что обнаруженной в одном из известных службе безопасности тайников. В мою обязанность входит проверка в течение дежурства всех пяти тайников в окрестностях базы.

– Меня интересует: он в отряде или вне его? – объяснил свое любопытство Овербек.

– Вне, господин штандартенфюрер. Он об этом сообщил. Записка обнаружена в тайнике на окраине ближайшей деревушки. Откуда у него сведения – неизвестно.

– И сколько же всего бойцов в этом польско-русском воинстве?

– Численность отряда в записке не указана, очевидно, агент сам не знал этого. Зато известна цель рейда: выяснить, что скрывается под кодовыми названиями «Мезерицкий укрепрайон» и «Лагерь дождевого червя», которые встречаются в трофейных германских документах.

– Дожились! – возмутился Овербек, никогда не скрывавший того, что он невысокого мнения о дисциплине в вермахте и способностях армейской контрразведки. – Теперь что, по русским штабам гуляют даже такие сверхсекретные германские документы?!

– Но и это еще не все, – будто бы нарочно подливал масла в огонь жандармский офицер. – Главная цель русских диверсантов – тайно проникнуть по одному из запасных ходов в подземелье и создать там некий плацдарм для проникновения основной группы, которая прибудет после сигнальной радиограммы.

– И что, им известен такой ход?! – потрясая пистолетом, взъяренно прорычал Овербек.

Вид у бывшего коменданта был такой, словно он собирался сейчас же лично перестрелять весь русский десант вместе с его польским прикрытием. Несмотря на то, что от командования гарнизоном «Регенвурмлагеря» он уже был давно и несправедливо отстранен, штандартенфюрер по-прежнему любой просчет в организации безопасности лагеря, любой непорядок в подземелье или на его поверхности воспринимал как личную недоработку. Или как вызов ему со стороны нынешнего коменданта – это уж в зависимости от настроения и ситуации.

– Этого мы пока что не знаем.

Приказав адъютанту подозвать к нему Свирепого Серба и командира власовцев майора Кротова, экс-комендант взошел на небольшой пригорок, у которого остановилась танкетка, и внимательно осмотрел ближайшую опушку леса и ту часть его, которая подступала к просторным озерным плавням – с его бесчисленным множеством островков и кочек, с наземными мелководными охотничьими тропками. Не исключено, размышлял он, что как раз на эти плавни русские и рассчитывают. И, если бы не это донесение агента, ни он, ни бригаденфюрер фон Риттер о появлении здесь партизан все еще не ведали бы, а значит, кто знает, чем завершилась бы их подземная операция.

– Уж не считает ли русское командование, что ему известен какой-то тайный, неохраняемый «лисий лаз», по которому его диверсанты способны проникнуть в «Регенвурмлагерь»?! – воинственно набычился Герман, наблюдая за тем, как командиры учебных рот собирают свое воинство.

Но бойцам еще предстояло совершить марш-бросок к расположенному в двухстах метрах ближайшему доту, чтобы сменить холостые патроны на боевые, а также запастись гранатами и вооружиться четырьмя ручными пулеметами.

В течение какого-то времени все эти боеприпасы хранились в арсеналах подземной власовской и зомби-казарм. Но когда в прошлом году в лесу неподалеку от полигона была обнаружена группа польских солдат, ранее бежавших из плена, штандартенфюрер приказал перенести часть арсенала в так называемый «полигонный дот», подчинявшийся коменданту дота «Шарнхорст». Теперь он мог похвалить себя за предусмотрительность, которая позволяет его бойцам выиграть время.

– Вряд ли им взбредет в голову идти напролом, через дот «Шарнхорст» или какой-то другой, – передернул плечами полевой жандарм. – В польской группе наверняка есть проводник. И наверное, он знает, куда следует вести русских.

– В свое время я приказал комендантам всех секторов тщательнейшим образом обследовать свои территории, чтобы замуровать или заминировать все ненужные нам ходы и карстовые пустоты. Неужели какой-то ход остался неучтенным? Если так, кого-то из комендантов придется вздернуть. Вместе с поляками, которые уцелели в этом лесу.

– Кстати, что касается поляков, – молвил лейтенант, – то они всего лишь обеспечивают прикрытие русского десанта да выступают в роли тягловых лошадей, в вещмешках которых запасы боеприпасов и продовольствия для русских.

– Подступиться под самые стены базы?! Русским диверсантам?! Такой наглости история «Регенвурмлагеря» еще не знала! – изумился штандартенфюрер.

– Как всегда, им помогают поляки.

– В отношении которых мы, как всегда, проявили мягкость, – проворчал Овербек.

– Как и в отношении всех прочих славян, – засвидетельствовал свою солидарность командир патруля полевой жандармерии – коренастый тридцатилетний крепыш, лоб которого был расчленен рваным, небрежно проведенным судьбой шрамом.

– Непозволительную, следует заметить, мягкость.

– Со штабом подземелья я уже связался по рации, – молвил лейтенант жандармерии, понимая, что сейчас не время предаваться политическим дебатам.

– Значит, фон Риттер извещен?