Воскресший гарнизон

– «Профессиональной подготовкой», говорите?! – хохотнула начальник лебенсборна. – А что, можно сказать и так. Остаток жизни отдала бы, чтобы видеть, как это у вас будет получаться, – окончательно смутила его начальник лебенсборна.

Обер-лейтенанту войск СС Лансу уже перевалило за пятьдесят, и до недавнего времени он являлся директором горно-технического училища в недалеком от этих мест Котбусе. Однако в начале сорок четвертого последних учащихся его училища мобилизовали, а всех имеющих техническое образование преподавателей, не подлежащих призыву в действующую армию, перебросили сюда, в подземелья «Регенвурмлагеря»! Вчерашние коллеги доктора становились в основном мастерами участков, или же, как и сам доктор Ланс, ведали первичной подготовкой технического персонала.

– Окажись вы чуть моложе, оберштурмфюрер, – критически окинула взглядом тщедушную, сутулую фигуру экс-директора широкобедрая сорокалетняя Эльза Аленберн. – Как же доходчиво я бы все это вам объяснила! Впрочем, стоит ли сейчас о грустном? Лучше позвольте представиться как-то более основательно: гауптштурмфюрер Эльза Аленберн, комендант «лебенсборна» «Святилище арийцев»[42], она же – главный инспектор лебенсборнов рейха.

– Даже так?! – уважительно развел руками оберштурмфюрер. – Главный инспектор рейха! Кто бы мог предположить?

Для него, профессионального педагога в четвертом поколении, инспектор всегда казался пострашнее любого, даже самого высокого чиновника.

– Вы имеете хоть какое-то представление о том, что такое «лебенсборн», мой дорогой Ланс?

– Кажется, да, – нервно протирал безнадежно потускневшие стекла своих очков бывший педагог. – В общих чертах. Самых общих, с вашего позволения. Кажется, где-то читал о них.

– Да не волнуйтесь вы так, наш дорогой Ланс. Все очень быстро прояснится.

– Но, простите, какое отношение может иметь ваш лебенсборн к этой подземной базе СС, которая уже готовится к отражению вражеской блокады?..

– Я так и поняла, что мне придется заночевать в вашем «Лагере дождевого червя», чтобы основательно просветить вас, – грустно вздохнула комендант показательного «лебенсборна» Германии.

– Что будет весьма любезно с вашей стороны, – расшаркался старый педагог, вызвав при этом у Аленберн приступ покровительственной грусти.

Она не сомневалась, что истинный смысл ее слов так и остался недоступным для экс-директора, которого, еще в Берлине, ей заочно отрекомендовали, как чудаковатого технаря и закоренелого холостяка, еще когда-то, чуть ли не в юности, овдовевшего на втором году супружеской жизни, поскольку жена умерла во время родов.

– Жить моим «лебенсборянкам» тоже придется в подземелье? – уже вполголоса поинтересовалась Эльза

– Здесь все живут… в подземелье, гауптштурмфюрер. В этом особенность нашего бытия. – Эльза утомленно вздохнула. Они знакомы каких-нибудь пять минут, а она уже так неизлечимо устала от этого мужчины.

– Вы хотели сказать: «живут все мужчины», – уточнила она. – А нельзя ли для моих девушек построить барак где-то здесь, на поверхности?

– Исключено. На поверхности не должно оставаться ничего такого, что свидетельствовало бы о существовании этой подземной базы.

– Вы только то и делаете, что огорчаете меня, Ланс.

– И потом, казарма, в которой им предстоит обитать, находится неподалеку от одного из выходов на поверхность, а рядом – озеро, луг и сосновая роща.

– И даже сосновая роща… – с ироничной мечтательностью повторила Аленберн. – На берегу озера. Оказывается, поначалу я недооценивала прелести «Лагеря дождевого червя».

– Непростительно недооценивали, – в тон ей уточнил комендант «зомби-лебенсборна», которому еще только предстояло узнать о своем новом назначении.

35

Командующий зомби-войсками уже собирался объявлять о завершении очередных учений, когда на проселочной дороге, ведущей к гарнизонному полигону «Регенвурмлагеря», вдруг появилась танкетка полевой жандармерии. Это была трофейная чешская машина, некий симбиоз легкого танка и бронеавтомобиля, с боковыми пристройками для стрелков и кормовой башенкой.

В бытность свою комендантом, Герман Овербек не раз использовал эту просторную и относительно комфортную машину, предусмотренную конструкторами, очевидно, для того, чтобы служить штабным генеральским броневиком, в роли своего служебного транспорта. Однако завладеть им на более длительное время, нежели того требовали две-три поездки до Мезерица, так и не смог. Хотя давно мечтал превратить в свой комендантский броневик. Но… Слишком уж решительно отстаивал свое право на него жандармский генерал.

Единственное, на что он согласился, так это на три-четыре часа ежедневного патрулирования этого и еще одной, менее презентабельной, танкетки поверхности «Регенвурмлагеря» по его приблизительному периметру, словно бы дразнил этим коменданта.

Высунувшийся из боковой дверцы танкетки жандармский лейтенант прокричал, что сегодня утром по восточному берегу озера в ближайший лес просочился отряд польских партизан, в который, как сообщил местный агент гестапо, входит группа русских парашютистов-разведчиков с рацией.