Восьмая личность

Она права, думаю я. Он точно козел. В его сознании девушки «Электры» уже сделали свой выбор. Уполномочили свои тела делать что угодно с кем угодно. Но мы же все знаем, что это чушь, которая просто дает возможность этим ублюдкам чувствовать себя комфортнее. Тем самым ублюдкам, которые заводятся от молодых и доступных тел, а своим женам говорят, что будут дома поздно – работа, подлая, совсем замотала, – и просят не ждать их. Разве они задумываются о том, что каждая из этих девушек – чья-то дочь? Никто здесь не желает об этом знать. Это безвкусица. Вульгарщина. Реальность вызывает у меня гнев. И мне сразу становится немного грустно. Если бы этот клуб попробовал меня на вкус, он тут же выплюнул бы меня.

Неожиданно Элла подпрыгивает.

– Эй! – кричит она и машет рукой двум девушкам в обтягивающих джинсах. Обе кичатся своей обнаженной плотью – загорелой до коричневы кокосового ореха, – как будто готовятся к съемкам поп-клипа. Оглядывая девушек, я мгновенно ставлю себя на четвертое место в нашей будущей девичьей поп-группе, как всегда, уступая первенство в грудастости. Я быстро завожу руку за спину и стягиваю заднюю часть бюстгальтера вниз, а затем укорачиваю бретельки в надежде, что в подтянутом состоянии моя грудь будет выглядеть более дерзко.

– Они работают в «Джин&Ко», – шепчет Элла, пока девушки быстро идут к нам.

– Привет, Элла, – говорит та, что покрасивее, и чмокает Эллу в щеку. – Что ты здесь делаешь?

Другая поворачивается ко мне и тоже чмокает меня в щеку, хотя мы с ней не знакомы.

– У меня встреча с хозяином.

– С Навидом?

– Ты его знаешь?

– Да, мы знакомы, – хором отвечают обе и чванливо выпячивают груди, будто это нос фрегата. Подозреваю, они тем самым хотят произвести впечатление на Навида. – Мы работаем здесь с прошлой недели. Больше никаких джинсов. Слава богу.

Девицы смеются.

– Круто, – говорит Элла.

– А кто мне скажет, где тут туалет? – вмешиваюсь я.

– Там, – указывает та, что покрасивее. – За двойной дверью.

Я отклеиваюсь от Эллы с намерением набить в свой крохотный бюстгальтер носовых платков.

* * *

Когда я возвращаюсь, возле Эллы вместо девушек стоят мужчина, высокий и атлетического сложения, и пожилая женщина, невысокая и суровая.

Я занимаю свое место подле Эллы.

– Я Кесси, – представляется женщина, пожимая мне руку.

Таких мадам – деловых, в возрасте за пятьдесят, в строгом костюме и с безжалостной улыбкой – всегда можно найти там, где мужчины считают приемлемым покупать секс. Кесси протягивает мне напиток, загибая о стакан розовую соломинку. Она окидывает меня острым как бритва взглядом невыразительных глаз.

– Спасибо, – говорю я, по неловкой позе Эллы чувствуя, что она напряжена. На ее губах застыла фальшивая улыбка, руки скрещены на груди.

Наконец ко мне поворачивается мужчина. Между его губ болтается зубочистка.

– Я Навид, – улыбается он.

Моя первая реакция – паника. Опираясь на спинку барного стула, на котором сидит Элла, он осматривает меня с ног до головы. У него влажные глаза животного. Он одет в темно-синий кашемировый пуловер и белоснежную сорочку, на ногах мокасины «Тодз». Он смотрит на меня, перекидывая зубочистку туда-сюда. Мимо нас проскальзывают те две девицы. Он замечает их, но все же пытается сохранить сосредоточенность. В конечном итоге он опять поворачивается к Элле.

– Я рад, что ты хочешь присоединиться к нам, – медленно, мягким голосом говорит он. Его глаза – как ямы с чернилами. – Ты отлично впишешься в коллектив. Правда, Кесси?

Кесси кивает.

«Фу», – говорит Стая.

Элла опускает руки между ног и наклоняется к нему, словно наэлектризованная его вниманием. Раздуваясь от его похвалы. На мгновение я представляю знакомых мне девушек, которые живут в моем районе чуть западнее меня. В них постоянно тлела надежда, что кто-нибудь из парней постарше – или их отцы – обратят на них внимание. Что кто-нибудь освободит их от жизни, в которой они никогда не чувствовали себя хорошо. В которой их редко ласкали или обнимали.

Кесси смотрит на Эллу, как на призовую корову. Когда она тянется за орешками к миске на барной стойке, с ее правой руки коварно подмигивает бриллиант. Она забрасывает орешки глубоко в глотку, потом опять наклоняется вперед, и нефритовые бусины браслета с громким клацаньем ударяются о стойку. Отвисшая кожа на ее предплечье похожа на брюхо стерилизованной кошки.

– Мы платим два пятьдесят за ночь, – говорит Кесси, – еще есть чаевые.

– Сколько? – спрашивает Элла.

– По-разному.

– От чего это зависит?

– От того, как сильно ты им нравишься, – говорит Навид. – Много ли улыбаешься.

Элла улыбается.

– Здорово! – Она ликует, и все трое смеются.

Я, аутсайдер, краем глаза замечаю Шона: он сейчас стоит за барной стойкой.

– Сейчас вернусь, – говорю я.

– Конечно, – говорит Навид, – можешь не спешить.

«Естественно, могу, – мысленно говорю я. – Ведь тебя интересую совсем не я».

Шон видит, что я иду к нему.

– Привет, – говорит он, подмигивая.

– Привет. – Я улыбаюсь ему.