Федин, добежав до танка, сделал широкий жест руками, словно плясун из ансамбля народного танца Игоря Моисеева.
– Вот, товарищ полковник, привёл.
– Спасибо, лейтенант. Свободен.
Федин ещё раз махнул руками и побежал обратно.
– Здравия желаю, полковник. – Особист небрежно козырнул. – Принимай пассажиров. Это товарищ Суркис, Рудольф Борисович.
Карлик дружелюбно оскалился, продемонстрировав крупные желтоватые зубы.
– И товарищ Крылова Алевтина Игнатьевна.
Женщина трижды кивнула – каждому из танкистов персонально. Взгляд у нее был внимательный и немного насмешливый, а губы – почти как у Зины Масленниковой. Пунцовые и обветренные. Да и сорока ей не было. Максимум – тридцать.
Лагунов назвался, представил экипаж. Приказал Галееву, чтоб тот помог Суркису избавиться от груза.
– Напомню, товарищи прибыли из Ленинграда, с ЛОМО-ГОМЗ, – продолжал тем временем особист. – Их целью является Суксунский оптико-механический завод. Вернее, изготовленное там уникальное зеркало для телескопа. Телескоп будет размещён на Кавказе, в обсерватории близ станицы Зеленчукской.
– Можешь не продолжать, майор, – сказал Лагунов. – Мы в курсе.
Они действительно были в курсе. Уже два дня. С тех пор, как на железнодорожной станции Кишерть, что в тридцати километрах от городка Суксун, потерпел крушение состав, перевозивший груз монацита – песка, содержащего редкоземельные и радиоактивные элементы. Надёжно упакованный в ящики, монацит был практически безопасен, но тут… Крушение стало результатом отчаянно дерзкой диверсии. Поезд взорвали в четырёх местах разом, причем заряды разместили так, чтоб разрушить максимальное количество ящиков. Вспыхнул пожар. Погода была ветреная, и облако, состоящее из радиоактивной пыли и продуктов горения, за считанные часы накрыло весь Суксунский район. Население успели эвакуировать, а вот вывезти результат двухлетнего труда оптико-механического завода – уже готовое, упакованное и погруженное на автомобильную платформу шестиметровое астрономическое зеркало – в суматохе не смогли.
Сейчас этим предстояло заняться экипажу экспериментального танка на воздушной подушке под командованием гвардии полковника Лагунова.
– Скажите, Дима, почему выбрали именно вашу машину? – спросил Суркис, погладив толстую резиновую «юбку», нагревшуюся на солнце. – Разве нельзя было использовать обыкновенный гражданский тягач? Воздушная подушка хороша по бездорожью, а в Суксун из Перми ведёт прекрасная широкая бетонка. Специально для транспортировки зеркала строили.
– У танка высочайшая степень защиты. В первую очередь от проникающей радиации и продуктов радиоактивного распада. То есть от того, чем заражён населённый пункт.
– Даже вычислитель у нас установлен не электроламповый, а пневматический! – похвастался главным предметом своей гордости Донских. – Может работать в любых условиях. Хоть в эпицентре ядерного взрыва. Был бы сжатый воздух да перфокарты. Ну, и мои золотые ручки, само собой.
– Пневматический вычислитель? – заинтересовалась Крылова. – Много о них слышала, но поработать не довелось. И как быстродействие?
– Несколько медленней лампового, – отозвался расчётчик без прежнего пыла.
– Зато намного шумней! – весело прибавил Галеев. – Как начнут «лягушки», в смысле глушители хлопать, так хоть беруши вставляй. Салют на Красной площади, да и только!
– Будто ты видел тот салют, – сердито огрызнулся Донских.
– А надёжность?
– Абсолютная, – сказал Лагунов. – Это военная техника, Алевтина Игнатьевна.
– Вижу, что военная. Пушка вон. Пулемёт. Зачем они? С кем собираетесь воевать, товарищ полковник?
– Диверсанты, подорвавшие поезд, могут ещё оставаться на территории района – это во-первых. А во-вторых, если снять вооружение, нарушится герметизация.
– Да брось ты, Аля, – неожиданно вступился за танкистов Суркис. – Ну сама посуди, что за танк без пушки? Кстати, и пушчонка-то крошечная.
– ТВП-56 – танк глубокой разведки. Ему крупный калибр ни к чему. Намного важнее скорость, бесшумность, проходимость. А с этим проблем нет.
– Вот! – обрадовался маленький крепыш. – Глубокая разведка, звучит-то как! А тебе бы только ворчать.
– Мне бы только до зеркала добраться, – парировала Крылова.
– За этим дело не станет. Вертолёт уже здесь, – сказал Лагунов.
С северо-запада, опережая звук собственных двигателей, плыла огромная летучая конструкция. Раскинутые в стороны решетчатые «руки» оканчивались гигантскими туманными дисками вращающихся лопастей. Длинный хвост был лихо задран вверх, полностью стеклянная кабина казалась крошечной, хотя в ней не без комфорта размещался весь экипаж винтокрылого контейнеровоза – шесть пилотов и высокоскоростная прогнозическая машина на новейших лампах абсолютного вакуума. Коленчатые грузовые захваты были поджаты под брюхо – будто когтистые ноги хищной птицы.
– «Жуковский»! – благоговейно проговорил Галеев. – Вот это я понимаю – аппарат! Товарищ полковник, какая у него грузоподъемность?
– Сто сорок тонн.
– А в кабину нас пустят? – задался более прозаическим вопросом старшина Донских. – Или будем, как горох в погремушке, в танке болтаться?
В кабину их пустили.