Восьмерка

– Подожди, Восьмерка. Ты ведь понимаешь, что могло всякое случиться? Я уверен, что все будет хорошо. Но все-таки… И экран может пока еще ничего не показать.

Я раздраженно отмахнулась – как я могу ждать, когда речь идет о Ритке? Но когда кнопка «Родители» засверкала одобрительным голубым светом, и экранчик на секунду замер, как всегда бывало перед сеансом показа, мне снова стало отчаянно страшно.

Это был не дом родителей и бабушки. В таком здании я маму никогда не видела. Да и саму ее узнала не сразу. Она стала совсем тоненькой, а глаза – большие-пребольшие.

Мама стояла в своем красивом голубом халате около какой-то стеклянной штуки, быстро-быстро перебирала пальцами волосы, заплетенные в косу, и напряженно всматривалась. А там, за стеклянной перегородкой, ворочалось что-то непонятное, опутанное длинными трубочками. Мама долго смотрела через стекло на это крошечное существо, а я через экран – на маму.

Пока не поняла.

Глава 37

Вечером ко мне в капсулу заглянул Смотритель. Как и Старшая по выбору, он с любопытством оглядывался по сторонам.

Оказывается, он не бывал в капсулах с того момента, как сам выбирал родителей. Все капсулы были почти одинаковые, только у него стол и кровать были расположены немного по-другому и покрывало другого цвета. Я удивилась:

– Разве после Появления мы не забываем все, что с нами происходило?

– Когда-то же человек должен вспомнить всю свою историю целиком.

Мне хотелось расспросить о том, как он выбирал родителей, как Появлялся и Рождался, но сейчас самое главное – это Ритка.

Пока единственное, что я знала – что-то пошло не так, и Рита Родилась раньше времени. Она была живая – красненькая, сморщенная, совсем не похожая на ту Ритку, которую я привыкла видеть в капсуле. Но главное – живая. Такая маленькая, что, наверное, даже крошечные бабушкины кеды и варежки падали бы с нее. Но этими маленькими ручками и ножками она барахтала так отчаянно, как будто хотела выбраться из стеклянной комнатки и поскакать по дорожкам, как прежняя Ритка…

Экран несколько раз за день разрешал мне посмотреть на маму, и каждый раз я заставала ее на одном и том же месте – стоящей около перегородки и молча смотрящей в одну точку. Иногда она вздрагивала и оглядывалась по сторонам, как будто забывала, где находится. Однажды появилась женщина в белом халате, что-то долго и настойчиво говорила о необходимости поберечь себя, поесть, восстановиться и силой увела маму. А мама все шла по коридору и оглядывалась на Риту.

Каждый раз я надеялась увидеть папу, чтобы он как-то утешил маму, которую я никогда не видела такой грустной. Но она все время была одна.

Нужно ждать. Так объяснил мне Смотритель. Уже то, что Рита жива, Родившись так рано, – чудо. Надо подождать, пока она немножко вырастет и окрепнет. А для этого ей придется пожить какое-то время в стеклянной комнате.

Снова ждать… Мне начинало казаться, что не только здесь мы все ждем и ждем – Появления, Рождения. В мире родителей то же самое.

Наверное, Смотритель хотел меня отвлечь и заговорил об Олеге. Сказал, между прочим, что он очень хороший парень. И, оказывается, целых два дня сидел у моей капсулы, когда я не открывала дверь.

Странно выходит – те, кто вначале меня раздражает, потом оказываются такими близкими. Сначала Рита, а теперь вот Олег. Все мысли были о Рите, но все-таки стало приятно, когда Смотритель похвалил моего нового друга. Как будто обо мне сказали что-то хорошее.

Я хотела рассказать Смотрителю о чудесном озере и спросить, бывал ли он там, но почувствовала, что это только наша с Олегом тайна. Вместо этого я спросила про сестру, которую он когда-то хотел ночью унести из дома. Тогда Смотритель сказал, что она потом спасла ему жизнь. Что значит «спасти жизнь»? И могу ли я как-то спасти жизнь Ритке?

В это раз сеточка вокруг глаз не появилась. Вместо нее одна глубокая полоска пролегла через широкий лоб Смотрителя. Он заговорил медленно, с трудом подбирая слова.

– Знаешь, Восьмерка, иногда человек может погибнуть в прямом смысле. А иногда душа его умирает. И это гораздо страшнее. Если твоя душа мертва, тебя никто не заботит, ты готов причинить страшную боль любому человеку ради своей выгоды. Ничто в жизни больше не радует. Даже от собственного ребенка ты способен отказаться и заботишься только о том…

Он замолчал. И молчал очень долго.

– Это все равно что тонуть. А сестра взяла и вытянула меня на берег за мгновение до того, как я захлебнулся окончательно. Но некоторых ошибок уже было не исправить.

У него был такой расстроенный вид, что я пожалела о своем любопытстве, как в тот раз, когда начала расспрашивать Олега о его папе.

– Наберись терпения, Восьмерка, – Смотритель уже стоял в дверях капсулы. – Я думаю, что с Ритой все будет хорошо. Да, и загляни сегодня к Сереже. Он тоже к тебе приходил.

Я шла к капсуле Сережи, и одни и те же слова крутились у меня в голове: «Даже от собственного ребенка ты способен отказаться…» Вот, значит, какая она – история Смотрителя…

Глава 38