Восьмерка

Потом «комод» ногой выбил автомат из руки закатившего глаза и погребенного под дверью несчастного и, не забыв крикнуть нам, спрятавшимся за косяками: «На кухню бегом, блядь!», – скрылся в ближайшей комнате – нет ли там еще кого.

Теперь «комод» разделся по пояс – был он загорелый и красивый, как большой, обветренный камень, – и полез под колонку помыться.

Подцепил с земли кусок проволоки, свернул из нее хитрый крючок. Прихватил одной стороной крючка рукоять колонки, другую сторону приладил к крану – в итоге вода полилась непрестанно, пенная и ледяная.

Обветренный камень под водой радовался и рычал.

ДОПРОС

Они встретились у памятника, как договаривались. Никогда тут раньше не забивали стрелку, но с этой площади оказалось совсем близко до староплесецкой бани, которую они еще не посещали.

Когда Новиков выходил из метро, Алексей уже стоял там – он высокий, его заметно.

Лешка иногда делал такое движение левым плечом, будто там сидит попугай и хохолком щекочет ухо. Двинет плечом – и попугай чуть переступает, унося щекотный хохолок.

Пока Новиков шел, Лешка два раза дрогнул плечом, глядя куда-то в сторону.

На скамейках, разнообразно и бессмысленно, как обезьяны, сидели молодые люди – кто на самом краешке, кто раскачиваясь на спинке, кто примостился прямо на брусчатке, прислонясь к сиденьям спиной... один, с длинными ногами, лежал, занимая почти всю скамейку, головой на девушкиных коленях – девушка копошилась в его многочисленных разноцветных волосах...

Новиков тоже так когда-то делал и в те дни нравился себе. Сейчас так не делал и оттого нравился себе еще больше. Зато все похожие на него юного – уже не очень нравились Новикову.

Закурив на ходу, он успел задаться вопросом, а понравилось бы ему, если б не этот длинный, а он сейчас лежал на скамейке, и, скажем, три девушки трогали бы его волосы, и тихо щипали уши, и принюхивались к темени...

Пока разрешал эту задачу, дошел до Лешки – тот оглянулся. Они обнялись – и сразу же их потащило в разные стороны, причем Новикова очень больно сжимали сразу и за шею, и за локти и туго зацепили куда-то под живот... подпрыгнули огромные буквы “Samsung”, памятник повалился в сторону, и птицы с его плеча взлетели не вверх, а вбок.

Мельком Новиков взглянул на Лешку и понял, что с ним происходит то же самое. Три здоровых, как мясорубки, мужика, волокли их обоих, но в разные стороны – к припарковавшимся неподалеку машинам...

Машина для Новикова уже раскрыла заднюю дверцу. Водитель, прищурившись, смотрел на приближающихся людей, левой рукой похлопывая по своей двери, а правой крепко держа руль. Машина уже была заведена.

Когда Новикова, согнутого, волочили мимо лавочек, он еще успел заметить того самого длинного, с волосами, у которого девушка... копошила в темечке... Привстав, слегка ухмыляясь, длинный заглянул Новикову в лицо. Новиков вдруг понял, что это не девушка рыскала в его голове – а такой же волосатый тип мужеского пола. Девушек на лавочках вообще не было.

Новиков попытался хоть немного выпрямиться – так, у всех на виду, идти, семеня в такт со свистом дышащим мясорубкам, было унизительно и гадко.

На долю секунды ему это удалось.

– Ну-ка, на хер отсюда! – сказал волосатым один из державших в своих тисках Новикова.

Тот, к кому он обращался, сделал шаг в сторону и двумя пальцами отдал издевательскую честь, коснувшись бритого виска накрашенным длинным ногтем на среднем пальце.

Новикова снова пригнули и ловко вбросили в машину. Затем, как костыли, покидали внутрь его оставшиеся снаружи неловкие ноги и уселись сами. Машина неспешно тронулась.

Почему-то в глазах у Новикова стоял этот длинный ноготь и мельтешили голуби, взлетевшие с плеча памятника вбок.

Новиков даже оглянулся, чтоб убедиться, что памятник стоит ровно.

Его слегка тошнило.

Он поискал глазами Лешку: куда его? туда же, куда и меня? а меня куда?

– Вы с ума, что ли, сошли? – спросил Новиков, глядя поочередно на всех своих спутников.

– Падла какая – руку прожег мне бычком, – сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, сидевший справа и лизнул свою руку мясистым, но сухим языком.

Новиков вдруг вспомнил, что действительно держал спрятанную в ладони сигарету. Ни в тюрьме он не сидел, ни в армии не служил, но часто так делал: таил никотиновый огонек в руке – это было некоторым кокетством, но неброским, ненавязчивым.

«Наверное, когда меня схватили под руки, бычок угодил в лапу этому вот...» – догадался Новиков.

– Я же не нарочно, – сказал он с такой искренностью, как будто его взяли из-за этого бычка.

Тем более что брать Новикова было, кажется, не за что.

И Лешку, кстати, тоже.

Новиков работал в книжном магазине, Леша – оператором в кино. Они дружили с детства.

Последний раз товарищи нарушили закон, наверное, год назад, когда в случайной компании кто-то предложил пустить по кругу косячок – ну и пустили. Леша травку любил, но сам, кажется, никогда не покупал – Новиков, напротив, был к траве равнодушен – он и водку-то перестал пить с какого-то времени. Так, пивка, винца, рюмку коньяка...