Восьмиклассница

Чижов вытер лоб тыльной стороной ладони и приподняв брови вопросительно посмотрел на Катю, застав её глаза врасплох. Она смутилась, но решила не сдаваться и, раз уж даже обстановка к тому располагала, хоть в этот раз не упустить шанс и поговорить с ним серьёзно:

— Вы регулярно пропускаете уроки, Чижов.

— Ну и чё с того?

— А то, что Вы — школьник. Учиться, по сути — Ваша работа. А Вы целыми днями болтаетесь то на улице, то в спортзале… Вы обязаны присутствовать на уроках, понимаете? В конце концов от этого зависит и Ваше будущее. Хорошо закончите школу — получите достойную профессию, будете хорошо зарабатывать…

Катин напыщенный поучающий тон раздражал её саму. И Чижова, видимо, тоже. Он перебил её не дав закончить:

— А я уже неплохо себе зарабатываю. И кстати, побольше твоего, — добавил он ехидно.

Его слова повергли Катю в ступор. Она даже не подала виду, что её задело его очередное обращение к ней на "ты", главное, что он, её ученик — и работает?!

— К-как?… — выдохнула она расстроенно.

— Каком кверху! Жизни не знаешь ещё, а пришла тут учёных учить, училка, блин…

— Ну, знаете, Чижов, так будете со своими приятелями во дворе разговаривать. Я всё же — Ваша учительница! — разозлилась Катя.

— "Учительница", — передразнил Чижов, — чему ты меня научить-то можешь?! "Зетцен Зи битте"? Вот реально, твой немецкий мне ну вообще по жизни не нужен! Я работаю и буду работать, и чё-то немецким там и не пахнет.

Катя растерялась. Она опять не знала, что ответить на его хамские упрёки. В чём-то он был прав, но она не хотела этого признавать.

— Школьная система — говно, — продолжил тем временем Чижов, и дальше ковыряя шпилькой в магнитофоне, — Жизни в школе не учат, только психику портят. Может не хочу я быть переводчиком? На кой х*р мне тогда этот грёбаный немецкий сдался? А история?! Всё равно всё — брехня! Деду моему одно рассказывали, бате — другое, мне — третье! Не хочу я как лох сидеть и позволять, чтоб мне этим бредом мозги засирали! Я жить хочу, как хочу. Сам выбирать, что слушать, кем быть, чему учиться. Свободно выбирать!… А система эта прогнила вся давно… Вот как это старьё, — он кивнул на магнитофон, — Где этого динозавра раскопали только?

Катя была изрядно удивлена внезапной разговорчивости обычно скупого на слова Чижова. Но ей было обидно от его резких слов. И за себя, и за школьную систему, и за магнитофон. Хотя в тоже время она понимала, что Чижов отчасти прав, и мнение его для школьника достаточно зрелое. Понимала, но никак не могла этого признать. Потому что это означало бы очередную победу его над ней. Она не знала, что ответить, и просто молча скрестив руки на груди смотрела, как он дальше возится с магнитофоном.

— Всё вроде. Дай кассету.

Первая попавшаяся Кате под руку кассета оказалась той самой, которую годами крутили на первое сентября, встречая первоклашек, и из динамиков донеслось: "…и умножать, малышей не обижать, учат в школе, учат в школе, учат в шко-о-оле…"

Чижов только усмехнулся, встал, взял свою куртку со стола и пробубнив себе под нос:

"У системы быть рабом, и по жизни быть дерьмом, учат в школе, учат в школе…", — вышел из класса.

Катя растерянно крикнула ему в догонку:

— А пол мыть кто будет?!

Но он уже исчез вниз по лестнице. А Кате ничего больше не оставалось, как молча взяться за швабру.

Глава 7

На следующий день на уроке одиннадцатого класса Чижова снова не было, но магнитофон, починеный им, работал исправно.

"Наверное, работает", — промелькнуло в голове у Кати. Она решила не думать о нём, а просто позже разузнать всё получше у Татьяны Константиновны. Она, как его классная, должна была быть в курсе дел. Как только Катя раньше не додумалась расспросить её о Чижове?

На перемене увидившись с Татьяной Константиновной в учительской Катя предложила им встретиться после уроков и в неформальной обстановке поболтать о том о сём:

— Не хотите после уроков в пышечную, как в старые времена? Я угощаю… Но, конечно, не в пышках дело, мне очень нужно с Вами поговорить.

Татьяне Константиновне, вдове, чьи дети давно выросли и разъехались, спешить было некуда и она с радостью приняла приглашение.

В пышечной на Большой Конюшенной как обычно было много народу и вкусно пахло кофе. Катя, уже было пожалевшая о том, что не предложила другое, более тихое место для разговора, и Татьяна Константиновна расположились за столиком у окна.

— Случилось что, Катюша?

— Я, если честно, хотела поговорить с Вами о Чижове. Не выходит он у меня из головы. Мало того, что он часто пропускает уроки, я тут узнала, что он работает. Может быть Вы в курсе, почему? Что у него происходит в семье?

— Значит, ты теперь тоже знаешь…

— Он мне сам сказал.

— Ясно… Он вообще-то предпочитает это не афишировать. Но раз так, да, он работает, поэтому и уроки пропускает. Директор сказал мне не обращать на это внимания и не трогать его.

— Как, Евгений Николаевич тоже в курсе?! И ничего не предпринимает?

— А что тут предпринимать-то? Чижов остался за кормильца в семье, на нём больная мать и сестра-семиклассница. Она, кстати, тоже в нашей школе учится, не знаешь её?