Восьмиклассница

"А он неплохой психолог. Второй раз за сегодня поворачивает вещи так, как я на них ещё не смотрела." Она вдруг стала понимать ту грусть, которая нахлынивала на неё при одной только мысли о Роме. Это была тоска не только по нему, а скорее, точно как сказал Чижов, по ушедшему прошлому. А что если она скучает только по прошлому? Если она внутренне действительно осталась той самой восьмиклассницей, наивно верящей в первую любовь? И что, если убрать Рому из контекста школы, Питера, её юности? Если бы она встретила его в другом городе, при других обстоятельствах — стала ли бы она тогда помнить его столько лет и скучать по нему? А вдруг и вовсе не обратила бы на него никакого внимания?.. Может все эти мысли о любви просто выдуманные ей самой?.. Как, по сути, и он сам?.. Ведь, как она сама себе недавно призналась, во многом она придумала его себе сама… Катя обняла колени и наклонив голову задумчиво посмотрела на Чижова.

— Каждый раз, когда разговариваю с тобой, мне кажется, что ты намного взрослее меня. Тебе точно 17, а не 30?

— А тебе так все 13! Как сеструха моя. Детский сад, блин, — недовольно выдал он, в порыве чувств выплюнув жвачку вниз во двор, и они оба рассмеялись.

— Как твоя рука? — перевела Катя разговор на более удобную для обоих тему.

— Пойдёт, костяшка на безымянном пальце, — он показал то самое место пальцем перебинтованой руки на кисти другой, — в руку вошла, только и всего. Вставил кость обратно, замотал покрепче, ну, вроде срослась уже…

— Как? Ты не был в больнице?

— А толку-то?.. Да не впервой всё это. Я весь штопаный-перештопаный, хорошо, как на собаке заживает, не видно потом. Главное — перед мамкой не спалиться, она больше всех переживает, но, вроде, в этот раз ничё не просекла пока…

Катя в недоумении покачала головой. Она вдруг осознала, что то, что ей доводилось увидеть Чижова пару раз с разбитым лицом и руками в школе — было лишь вершиной айсберга, и представила себе, как Чижов после очередных дворовых разборок со всеми своими переломами, ссадинами и фингалами месяц за месяцем появлялся дома, как мать его встречала, и как должно быть, она каждый раз за него переживала, не спала ночами, когда он пропадал неизвестно где и в какой компании…

— Не завидую твоей маме…, - задумчиво произнесла она. Чижов не ответил.

Они ещё долго сидели на крыше время от времени обмениваясь взглядами, почти не стесняясь, потому что давно уже научились молча понимать друг друга лучше, чем через слова. Кате было хорошо с Чижовым, не надо было постоянно думать, о чём говорить — можно было молчать ни о чём, просто наслаждаясь апрельским солнцем и городским пейзажем. Он — в отличие от всех остальных — не расспрашивал её о Германии и больше не осуждал за решение вернуться, будь то даже по самой что ни на есть глупо и до боли наивно выглядещей причине. Не учил её жизни. Но при этом так просто направлял её мысли в правильное русло…

Тень от облаков на крышах города сменялась яркими солнечными пятнами, всё также дул свежий весенний ветер, и на душе у Кати теперь было тепло и приятно, как будто сегодня утром вовсе не было ни дождя, ни этой злосчастной встречи выпускников. Она обнимала свои колени и представляла, что снова обнимает руку Чижова, отдавая ему всю свою нежность.

"Чувствуешь это? Внутри заиграло всё.

Для тебя я — мечта поэта, но куда нас она приведёт?

Тот конец света нам под силу только вдвоём…

Какая планета, когда мы уснём?

Переживём всё.

Просто забудем о завтра, забудем о вчера…

Под этим углом запомни меня.

Запомни меня, запомни меня

Такой счастливой, где-то в облаках.

Запомни меня, запомни меня,

Такой влюблённой в розовых очках.

Запомни меня, запомни меня

Такой лёгкой, такой неземной…

И пусть несёт за собой нас время…"*

________________________

* "Запомни меня" MAURA

Глава 24

Тишину прервала вибрация телефона. Чижов достал мобильник из кармана куртки и ответил коротким "Да, скоро буду".

— Семёныч.

Он встал, давая Кате понять, что ему пора, и протянул ей ладонь, чтобы помочь подняться. Обратно она шла за ним, взяв его за здоровую руку. Так по-немногу его рука становилась для неё привычной, чувство страха испарилось. Катя рассматривала его кисть и увидела на ней пару чуть заметных шрамов на тыльной стороне ладони и один более заметный след у костяшки указательного пальца, где кожа по всей видимости когда-то была зашита. Чуть напряжённые от сжатия её руки сухожилия пересекались с выступавшими синеватыми венами. Ей нравилось, как он умеренно, но с силой сжимал её кисть, направлял её, как будто не глядя контролировал каждый её неуверенный шаг по наклонности, и придавал ей тем самым уверенности в себе.

Дойдя до окна Чижов привычным движением подхватив Катю за бёдра закинул её на пристройку, запрыгнул сам и нырнул через оконную раму в темноту чердака. Солнце снова скрылось за облаками и от этого чердак казался ещё более тёмным.

— Юра?…, - вдруг позвала Катя Чижова. От неожиданности он остановился. Кроме мамы редко кто называл его по имени, для всех он был просто "Чиж".

— Тяжело тебе было? — спросила Катя пролезая в окно.