Да, чуть не забыли мы двух самых незаметных, но так необходимых в деле товарищей – Бесёнок и Шарик. В преступном мире они занимали самую низшую иерархическую ступень – отверженные (обиженные). Но они удивляли всех своими особыми чертами и свойствами: дружбой «не разлей вода», терпением, принятием этого мира таким, какой он есть, спокойствием и трудолюбием. Одного роста, похожи друг на друга. Двое из одного ларца. Они работали на строительстве, мыли всё МСЧ, помогали Узбеку – санитару, выполняли всё, что им поручали. У обоих сроки большие: 8 и 9 лет. 6 лет из них они уже дружат. Всегда вместе. И они постоянно старались быть лучше нормальных зэков. Любую тайну им можно доверить и быть уверенным, что об этом никто не узнает.
Яша своим проницательным взглядом сразу оценил достоинства работающих на МСЧ и был благодарен судьбе, что свела его с такими людьми.
Потихоньку восстанавливая здоровье и анализируя жизнь и работу на МСЧ, он понял, что в основном всё держится на зэках, практически всё делали они: и ремонтировали помещения, и благоустраивали территорию, и лечили, в общем, делали всё – не получая за это ни копейки.
Болезнь помогла Якову приобрести много нового. В первую очередь, полезных знакомств. Он, посмотрев на своих друзей со стороны, понял, кому он небезразличен. Многое он осознал по-новому, а главное – научился прощать. Иногда вечером, после отбоя, когда больные спали, на него накатывала волна особой благодарности этому миру, который не оставлял его без своего внимания и заботы. Постепенно этот мир менял и Яшины представления о самом себе. Менял и облагораживал душу. Яша очень много думал об окружающей его действительности, сравнивая своё отношение к жизни до срока и сейчас. Было стыдно за многое. Сама жизнь, с её неожиданными поворотами и зигзагами, трагические случайности и счастливые встречи, новизна обстановки, исправляли душу. Происходило своего рода покаяние и становление.
К доктору Панкратову Яша давно уже не испытывал никаких отрицательных эмоций. Встречаясь с ним в коридорах больницы, был подчеркнуто вежлив, и не более того. Старался даже в медицинских кругах сердечно благодарить доктора за его «эффективный метод лечения». А вот Понт явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, как себя вести. Он и потом, так ничего и не поняв, проявит свою ущербную сущность.
После выписки Якова, буквально через неделю, Понт встретил Яшу в столовой. Увидев своего выдуманного врага здоровым и неунывающим, Понт побледнел от злости. Яд эмоций требовал выхода. Понт лихорадочно придумывал, что делать, как докопаться до Яши. Реального повода не было никакого. И тогда… за бритую наголо голову Яши, он попросил другого сотрудника отправить его в дежурку писать бумагу. Но там его ждал неожиданный конфуз. К нему увесистым бумерангом вернулись его злопамятство и вероломство. ДПНК просто рассмеялся и всячески прилюдно его унизил, сказав, что он, доктор Панкратов, мешает работе своим тупым докапыванием до зэков. Понт бесился от бессилия, но махнув рукой, выбежал из дежурки, ненавидя весь свет за неудавшуюся попытку поднасрать Яше. Яша вновь, без особого труда, высыпал горячие угли на его бедовую голову… Впоследствии Понт перевёлся в другое учреждение, но, как говорят, по-прежнему не изменился, делал людям большие и маленькие пакости. Дай-то Бог, что бы он понял, наконец, что такое жизнь и нашёл в ней свое заслуженное место.
Хотелось бы помолиться за всех этих несчастных людей, которые каждый день – добровольно – приходили на службу не для того, что бы нести что-то полезное и светлое в этот мир, а просто отбывать свой пожизненный срок. Дай Бог им понимания и любви.
Выйдя обратно в зону, Яша чувствовал себя уже полностью адаптировавшимся, полным сил, с хорошим настроением и ещё с большей привязанностью к своим близким. Скачок и Гриб всячески проявляли заботу, даже на футбол не пускали, оберегая Яшино здоровье. Всеми способами отмазывали его от режимных мероприятий и присутствия на изнурительных строевых занятиях. А Яша и не пытался уклонятся от чего-либо. Он думал: пусть всё будет так, как будет. Всё принимал с равной благодарностью. Он ещё внимательней стал относиться к лагерной жизни, стараясь, все увиденное запечатлеть в памяти.