Восьмое чудище света (СИ)

«Осмотр по прибытию в ИК. Жалоб нет. Состояние удовлетворительное. Кожные покровы чистые.

Л/у не увеличены. t36,6С. АД 120/80. Физиол.опр в норме.

В этапе содержаться может.

Подпись. Ф-р Титов С.В.»

За фельдшеров трудился Яша, а они порой и не знали, как, что и где записывать; так, формальности соблюдали, а в карточках писать им было лень. Начальник, Пруссак, постоянно требовал, чтобы все документы были оформлены как положено. Как врач, а он был травматолог и хирург в одном лице, он, конечно, был профессионалом высокого класса, но как начальник – мягковат. Но его же давили со всех сторон: и собственное начальство, и постоянно наезжавшие комиссии. Со своих подчиненных и сотрудников он, конечно, требовал исполнения обязанностей, но не был достаточно жёсток в своих требованиях. И частенько эти сотрудники делали вид, что работают. У Яши с Пруссаком сложились неплохие отношения. Яша осознавал, какая тяжесть, какой груз ответственности лежал на плечах его начальника. Сам он никогда не отлынивал от работы, хотя порой и тяжеловато приходилось.

Но потихоньку, Яша стал привыкать к своей работе, старался вникнуть в каждую деталь, не упустить ни одной мелочи. Сидя с врачами на приёмах, он начал понемногу разбираться и в заболеваниях. Постигал тонкости терапии, хирургии, дерматологии, психиатрии (тем более, Кэт разрешала Яше пользоваться своей литературой). Он засиживался в рабочем кабинете до глубокой ночи. Яша был единственным, кто жил на МСЧи постоянно работал с больными. Он видел все происходящее, как бы, с двух сторон: и с точки зрения сотрудников, и взглядом больных зэков. И про себя делал выводы обо всём происходящем.

Он стал присутствовать на операциях, которые могла себе позволить колония с её скромными условиями и недорогим оборудованием. Каждый день кому-то что-то резали, что-то зашивали. Иногда их проводил начальник, а, в основном, Узбек, наш российский заключенный. Пруссак любил всем говорить: «Мы тебя спасём». И действительно, спасал многих. Вот так, постепенно осваивал Яша секреты грубой зэковской медицины. Его уже не пугало виденное. Он упорно учился у сотрудников спасать людей, с холодным сердцем и ясным разумом, не смущаясь и не поражаясь тому, что его окружало.

Яша, который в жизни не работал ни одного дня, с изумлением обнаружил в себе новые качества. Работа требовала: собранности, аккуратности, внимательности, хорошей памяти, вдумчивости, быстроты реакции, энергичности, корректности в отношениях и с больными и с сотрудниками. Всё надо было успевать, иметь холодный продуктивный разум, и при этом, выражать ноль эмоций. Он только после шести месяцев работы освоил полностью всю информацию.

У него были очень хорошие деловые отношения с врачами. И начальник стал замечать в нём надежного, ответственного работника, на которого можно положиться. Поручив ему любое задание, Пруссак знал, что Яша любыми путями, но всё сделает. Яше и самому нравилось, когда у него всё было чётко в работе, когда всё было выполнено как надо. Никто не мог упрекнуть его в том, что что-то сделано не так.

Яша оказался, что не удивительно, при его-то бурном прошлом, весьма неплохим организатором. Для того, чтобы зэки, работавшие на МСЧ, обрели чувство собственного достоинства, он ввёл в привычку называть друг друга не по кличкам, как было принято, а по имени-отчеству. Когда они собирались в курилке и обсуждали какие-нибудь вопросы, Яша авторитетно говорил им: «Мы – орден Госпитальеров и спасаем не только жизни людей, но и весь мир, господа рыцари!» Вроде бы незатейливая игра слов и образов, но ребята чувствовали себя уже не зэками, а спасителями мира, выполняющими важную миссию. А Кекс особенно полюбил этот образ и своим тенором не все МСЧ обращался к Яше: «Яков Григорьевич!» - и Яша отвечал ему соответственно. И сотрудники вдруг как-то иначе стали относиться к зэкам. С бОльшим уважением. В короткие перерывы зэковский медперсонал собирался в столовой на чаепития. Все поддерживали и подбадривали друг друга. Словом, «один за всех и все за одного!»