— Если бы не вы, я бы еще долго безнаказанно орудовал. Послал вас черт на мою голову. Ведь как все было задумано! Оцените красоту идеи. — Максим Захарович даже причмокнул. — Люди все из московского фартового мира, здесь их никто не знает. Я их в свое время поймал и взял в корки[73]
. А потом сколотил хевру. Базис в Москве. А на делопроизводство ездят сюда. Я выбираю объект, все узнаю, готовлю, в том числе пути отхода. Короткий удар, деньги взяты — и нас уже нет в городе. Ну, я есть и ловлю сам себя. А моих людей уже не сыщешь. Деньги безымянные, крупные купюры я брать не велел. И вещи, на сбыте которых всегда попадаются воры, мы оставляли. Один раз Колька Болгарин оскоромился, хапнул браслет… Пришлось его за это наказать. Ну как бы полиция нас поймала? Я ведь все продумал. До морковкина заговенья ловили бы. Сашку Попа нарочно с каторги вытащил, чтобы скормить сыщикам заместо себя. А тут вы со своей опытностью. Сначала-то я недооценил. Думал, если в группе дознавателей, буду знать и реагировать. И с первой же реакции вы меня заподозрили. Эх… И про Телятьева, что это ложный след, догадались…— Не я, Анисимов догадался.
— …Такая хорошая банда получилась. На тебе! Нужно было вас сразу стрельнуть, вместе с Анисимовым. Но жалко убивать настоящего человека, с души воротит.
— Настоящего человека?! — сорвался Лыков. — А те десять, которых вы прикончили, чем хуже меня были?
— Хуже, хуже… — лениво отмахнулся атаман. — Я ведь уже говорил: сор, ни то ни се. Быдло. Чего их жалеть? Вот мы с вами штучные. Еще изредка попадаются фигуры. Таких надо оставлять на развод. У нас сплошь рабы, такова историческая особенность России. Чем меньше будет холопов, тем лучше для государства. Истребить три четверти, а остальных заставить жить по европейским образцам… Другого пути исправления я не вижу.
Лоренцев перевел дух и вдруг заговорил о другом:
— Вот скажите, Алексей Николаевич: как вам служится после девятого января тысяча девятьсот пятого года?
— По-всякому, — лаконично ответил статский советник.
— Нигде не свербит?
— Бывает.
— Меня поразил тогда цинизм власти. Той власти, которой я присягал! Помните встречу государя с рабочими в Александрийском дворце? Девятнадцатого января, через десять дней после ужасного кровопролития, где русские стреляли в русских. Помните?
— Что именно я должен помнить? — хмуро уточнил статский советник.
— А слова нашего помазанника. Он сказал: «Заявлять толпой о своих нуждах преступно. Я верю в честные чувства рабочих людей и потому прощаю им вину их». Черт бы его драл! Убил ни за что кучу народа, а потом их же и прощает! Где у нашего царя совесть?
— Но ведь заявлять требования скопом действительно противозаконно…
— Вот! — взвился атаман. — Вот вы и нашли отговорку. Опять имение помогло. Потому и служите без угрызений, их рента прикрыла. А нам, кто нищие, куда деваться?
— Сотни тысяч служат за жалование и даже жизни отдают, — напомнил Лыков.
— Да? А потом их, как Зубатова, на свалку?
— Сергей Васильевич сунулся в большую политику. Начал плести заговор за спиной Плеве, подрядился у Витте изготовить фальшивые письма из провинции… Сам напросился. Хотя, конечно, для полицейского дела это невосполнимая потеря. Зубатов один умнее всего нашего министерства.
— И сейчас едва сводит концы с концами на мизерную пенсию, — подытожил Лоренцев.
— Положим, пенсия у Сергея Васильевича приличная, усиленная. А вот то, что такой ум пропадает, хуже всего. Я имею в виду, для трона.
Губернский секретарь вздохнул и затравленно посмотрел на статского советника. Того продрало от такого взгляда. Вдруг передумает и застрелит? Максим Захарович прочитал эту мысль и горько улыбнулся:
— Не надо дрейфить. Сейчас договорим до конца, у меня к вам поручение. Потом вы уйдете, а я останусь. Посижу еще здесь, а затем…
— Может, сдадитесь? Суд когда еще будет. Да и насчет веревки я погорячился. Прямых свидетелей, как вы убивали, нет. Литвиненко вас не выдаст. Скажете, где прячете деньги, и получите снисхождение.
— Тьфу! Плевал я на ваше снисхождение. Жаль. Такое дело сорвалось…
Лоренцев понурил голову. В этот момент Алексей Николаевич мог бы прыгнуть и схватить атамана. Но он об этом даже не подумал…
— Вы хотели дать мне какое-то поручение, — напомнил он мазу.
— Да. Прошу вас повидаться с Ксаверием и сказать ему, что наши деньги у того человека, который делал паспорта. Пусть брат, когда выйдет из заключения, идет к нему. Тот все отдаст!
— Передам.
Двое калиброванных людей снова надолго замолчали.
— И то верно! — вскинулся наконец сыщик-налетчик. — Обсудим судебные перспективы. Что вы сможете мне пришить? Практически ничего.
— Так уж и ничего, — возразил статский советник. — Первые эксы банда совершала без вас, вы лишь организовывали. Верю. Но, когда ваших ребят начали отстреливать и помощников осталось мало, пришлось вам самому взяться за ремесло. С винтовки, что вы бросили на дороге, мы сняли отпечатки пальцев. Ваших пальцев. Так что покушение на разбойное нападение уже в кармане.
— Мы просто ехали по дороге, какой разбой?