Восьмое Небо

— Понятия не имею. И, судя по всему, никто не имеет. Я серьезно, приятель. Когда-то мы с Ринни пытались разобраться в этом деле, снаряжали целые экспедиции на нижние палубы, чертили схемы, выстраивали триангуляцию, тянули канаты… И знаешь, чего добились? Ни-че-го. Ниже третьей палубы с пространством начинают происходить какие-то совсем уж странные вещи. Можно идти по коридору на восток и оказаться на севере. Можно случайно пересечь коридор, который ни с одним другим не пересекается. Можно… А дьявол, когда погуляешь на нижних палубах, теряешь последние представления о том, что вообще можно. Я блуждал целый день и насчитал одиннадцать палуб. Ринни — шесть с половиной. А что насчитала Шму, вообще никому неизвестно, потому что она спряталась в бочку с персиками и еще два дня отказывалась оттуда выходить. Говорю же, «Вобла» пропитана магией от носа до кормы.

— Мне сразу показалось, что тут особенный запах. Как будто сладковатый и…

— Нет, — Габерон поморщился, — Запах это другое. Ну, тебе капитанесса когда-нибудь расскажет. Если захочет. Правда, на твоем месте я бы особо не настаивал. У нее это, знаешь ли, больная тема…

— А откуда это все? То есть, почему магию прорывает?

Габерон растопырил пальцы в стороны — должно быть, какой-то формандский жест, изображающий недоумение.

— Никто не знает, приятель. Те, кто знали, давно уже по Восьмому Небу бродят, старикашка Уайлдбриз — так точно. А последних членов его экипажа мы с Ринни отыскать так и не смогли. Знать, сбежали куда подальше, и неудивительно. Я бы и сам сбежал, да вещей много, один гардероб фунтов на пятьсот потянет…

— Значит, «Вобла» была такой с самого начала?

— С того самого дня, как наша капитанесса получила ее в свое пользование семь лет назад или около того. И она уже была зачарована больше, чем то дрянное бочковое столовое вино, которое кабатчики на Трюде выдают за «Пьерр-Жоэ». Впрочем, у нас и в настоящем слишком много хлопот, чтоб мы еще копались в прошлом. К тому же, через некоторое время со всеми этими магическими прорывами привыкаешь смиряться.

Тренч машинально заметил, что дышать становится все труднее, окружающий воздух точно размягчался на глазах, плыл, делаясь жидким и неприятно-прозрачным. Таким воздухом сложно насытить легкие, приходится дышать глубоко и часто, а еще из-за него может кружиться голова. Судя по всему, «Вобла» поднималась в верхние слои атмосферы.

«На какой мы высоте? — подумал Тренч, тщетно пытаясь сориентироваться по редким и острым, как рыбьи скелеты, облакам, — Уже прошли восемь тысяч футов? Нет, едва ли, на восьми тысячах меня обычно начинает качать. Наверно, семь с половиной. Девятый лепесток Розы, ну почему за всю жизнь мне не удалось собрать даже простейшего альтиметра?.. А может, оно и к лучшему, что не удалось. Альтиметр, собранный моими руками, добра не принесет. В лучшем случае будет показывать высоту в килограммах…»

Габерон, кажется, не испытывал никаких неудобств из-за высоты. Безмятежно насвистывая, он двигался по палубе, увлекая за собой Тренча и легко перемахивая любые встреченные препятствия. В хаосе корабельной архитектуры он, судя по всему, ориентировался с необычайной легкостью. Тренч едва поспевал за ним.

— Кто такая Корди?

— Что?

— Корди. Я уже много раз слышал ее имя. Кто это?

— Ах, это… Корди Тоунс, Сырная Ведьма. Ты еще не встречал ее? Удивительно. Обычно на нее сложно не наткнуться. Видимо, чем-то занята. Или пропадает в трюме. Никто не знает, что она там делает, но сердцем чую, добром это не закончится.

— Сы… Сырная Ведьма?

Габерон строго погрозил ему пальцем с безукоризненно-ровным ногтем:

— Лучше бы тебе так ее не называть. По крайней мере, в глаза. Она совсем кроха, но если обидится, мало не покажется. Я не хочу, чтоб кнехты превратились в леденцы, а палубы — в слоеный пирог. Знал бы ты, сколько хлопот у нас было, когда она случайно превратила грот-мачту в кусок копченой колбасы… Всю целиком, вместе с подковой[43]. Во-первых, через три дня эта колбаса уже сидела у нас в печенках. Во-вторых, не так-то просто лазить по такой мачте…

— Она ведьма? — насторожено уточнил Тренч.

Ему никогда не приходилось иметь дела с ведьмой. Рейнланд по меркам Готланда был чересчур мал, чтоб позволить себе собственную ведьму, их услуги традиционно стоили очень высоко. Раз или два в год наведывались ведьмы с Шарнхорста — прогнать затяжные осенние дожди, увеличить клёв, подлатать сам остров… За работой их Тренч не видел, да и не горел желанием. Ведьмы всегда представлялись ему сварливыми старухами, от которых разит едким варевом, со скверным нравом и желтыми зубами, обожающими превращать мальчишек-бездельников в слизняков и лягушек. По крайней мере, эту версию он чаще всего слышал в детстве, собирая очередную «штуку».

— Самая настоящая ведьма, — кивнул Габерон, — Так что веди себя с ней поосторожнее. Это тридцать три несчастья под одной шляпой. Не успеешь оглянуться, как превратишься в огромный маринованный огурец.

— Почему в огурец? — не понял Тренч.