Восьмое Небо

Ринриетта попыталась его оборвать, но почувствовала, что не в силах даже открыть рта, ужасной болтанкой все органы внутри ее тела поменялись местами и, кажется, спорили за право первыми выскочить наружу.

— Спокойно, капитанесса, сэр. Сейчас должно стать помягче.

Он не солгал. Спустя несколько минут безумной тряски, во время которой швертбот швыряло из стороны в сторону, а его киль дребезжал от напряжения, небо вокруг них начало светлеть. Это был хороший знак. Ринриетта смогла перевести дух и выглянуть за борт. Ее все еще отчаянно мутило, но с каждым футом, который пролегал между ней и «Аргестом» дышать было все легче.

— Почти выбрались, — от улыбки Габерона Шму сама едва не свалилась за борт, однако на прочих эта улыбка подействовала вполне успокаивающе — она говорила о том, что самое страшное осталось позади, — И я что-то не слышу слов благодарности. Надеюсь, это не из-за того, что у вас заняты рты?

— Самовлюбленный минтай… Ух… — Ринриетта заставила себя выпустить из онемевших пальцев планшир, — Хоть что-то в мире остается неизменным. Ты все еще худший рулевой в небесном океане!

Габерон изобразил обиженную гримасу.

— Будет вам, капитанесса, сэр. Признайтесь, что скучали по мне.

— Не больше, чем по воздушной болезни, — проворчала Ринриетта, отворачиваясь, — Можешь не верить, но три недели без твоего общества я буду вспоминать как самое приятное время за всю свою жизнь.

— Серьезно? — ухмыльнулся канонир, — Бесконечные прогулки в одиночестве? Болтовню припудренных дураков? Чтение свода законов?

Его улыбка немного поблекла, когда Ринриетта вперила в него тяжелый капитанский взгляд.

— Что ты сказал?

Габерон и сам понял, что сказал что-то не то, слишком уж с преувеличенным старанием он схватился за румпель.

— Не сердитесь на него, капитанесса, — кашлянул Тренч, — Габби горазд болтать. Он вовсе не имел в виду, что…

— Прогулки по городу? Болтовня? Чтение законов? Откуда бы ему знать про это? Ведь вы четверо сидели в самом глубоком каземате острова! Вы даже не знали, что я стала королевским законником!

Корди ойкнула и стала разглядывать облака, которые до того не казались ей особо интересными. Шму примерзла к банке, тщетно пытаясь отвести взгляд. И чем дольше Ринриетта смотрела на Паточную Банду, тем сильнее чувствовала желание вытащить так и не пригодившийся пистолет.

— «Малефакс».

— Да, преле…

— Они все знают, да?

— О, я не могу утверждать этого наве…

— Потому что ты все им рассказал.

— Возможно, я не…

— Потому что ты втайне от меня поддерживал с ними связь. Потому что в самом начале взломал чертового тюремного гомункула. Потому что… — Ринриетте пришлось сделать передышку, а когда она вновь смогла открыть рот, злость успела немного улечься, — Ах вы хитрые горбуши! Вы чуть не сгнили в каледонийской тюрьме, но даже не подали мне знака! Отчего, хотела бы я знать?

Она думала, что ответит Габерон, но ответила Корди.

— Мы… мы не хотели завязывать на твоей шее карасий узел.

— Щучий узел[178], - машинально поправила ее Ринриетта, — Что это значит?

Сырная Ведьма опасливо выглянула из-под своей шляпы.

— Ну… Зачем нужна пиратская банда человеку, который не хочет быть пиратом? Мы решили, если ты про нас не вспомнишь, так тому и быть. Тебе вроде нравилась твоя новая жизнь. Мы не хотели быть для тебя балластом.

Ринриетте захотелось прижать ее к себе. Их всех. Юную ведьму с большой шляпой и не по возрасту внимательными глазами. Молчаливого всклокоченного мальчишку в ужасном плаще. Самодовольного паяца, строящего ей глазки. Угловатую тень с человеческим силуэтом. Возможно, она бы так и поступила бы, если б не боялась выпустить из рук планшир.

— Дураки, — ветер, точно дурашливый играющийся кот, наскакивал и превращал ее слова в обрывки, но сейчас она была ему даже благодарна, — Ах вы чертовы безмозглые, пустоголовые, непутевые дураки…

Кажется, они ее не услышали. Но нужны ли им сейчас были слова?

— Вы не предавали меня — это я предала вас, — Ринриетта поднялась, держась за мачту, — Я семь лет корила Розу Ветров за то, что не посылает мне удачу, не догадываясь о том, что все это время пользовалась ее благосклонностью. Но вместо того, чтоб задуматься об этом и о тех, кто меня окружает, я занималась тем, чем занимаются глупцы. Я гонялась за ветром. Пыталась спорить с тем, кто давно мертв. Пыталась доказать что-то самой себе. Я думала, что жизнь — это поединок и пыталась ответить на вызов, не понимая самого главного — никто мне его не бросал. Я сама вела бой все это время, размахивая саблями и постоянно подвергая вас опасности — бой со своими страхами, амбициями, переживаниями и надеждами.

Показалось ей, или швертбот и в самом деле вышел из зоны воздушного возмущения? Должно быть, ветер действительно стих, потому что все сидевшие в лодке внимательно смотрели на нее.