Восьмое Небо

Может, Бурундезия из южного полушария? Про нее написано мало, но и того, что написано, достаточно. Дикий неисследованный край с сотнями неизученных островов, хоть каждый день открывай новые! Можно самовольно назваться адмиралом и весь остаток жизни исследовать тамошний мир, открывая новые породы рыб и моллюсков. Тоже жизнь — куда веселее той, что он вел прежде. С другой стороны… Кажется, он читал, что в Бурундезии водятся крохотные рыбки, вызывающие у небоходов малярию. А еще пираньи, тоже мерзкие твари. Вышел на палубу без защитного плаща — налетят облаком, и сам не заметишь, как останутся стоять одни сапоги…

Солнце заплыло за густую дождевую тучу, сизую от сдерживаемой внутри влаги, и небо тут же потухло, словно из воздушного океана мгновенно утекли все краски. Облака сделались бесформенными свинцовыми слитками, наползающими друг на друга, ветер противно затрещал в такелаже. И как ни старался Тренч вновь вообразить бескрайние заснеженные просторы или дикие, затянутые лианами, острова, мечты его померкли — точно кто-то выключил маленький гелиограф в голове.

Отчего он вообще вообразил, что сможет распоряжаться своей судьбой? Строить будущее в его положении то же самое, что строить шлюп из салфеток вместо древесины и соплей вместо смолы. Он не вольный небоход, не пассажир, не путешественник, он — собственность пиратов, чье мнение означает не больше, чем мнение канатной бухты. Спустя несколько дней «Вобла» пристанет к какому-нибудь острову, служащему пиратским пристанищем, и Алая Шельма самолично отправит его на невольничий рынок, не удосужившись помахать на прощанье платком. И будет он до скончания дней надрывать спину с прочими рабами-докерами на острове столь дальнем, что туда и ветер не долетает. А может, Роза отправит его работать на веслах какого-нибудь портового буксира. Там, говорят, люди за месяц сгорают…

Несмотря на то, что «Вобла» вновь вошла в теплое течение, Тренч ощутил, как у него под плащом вьется целый выводок ледяных ветров. Можно ведь не только докером или гребцом, есть судьба и похуже. Кое-что он читал, кое-что болтали рыбаки с Рейнланда, кое-что и вовсе было туманными слухами, невесть какими путями попадавшими на остров.

Можно загреметь в ловцы. Это совсем плохо, даже хуже, чем на веслах. Это означает, что тебя обвяжут веревкой и швырнут вниз с баржи, что держится над самым Маревом, поплескаться в ее верхних слоях. Кто крепкий, выдерживает несколько лет, кто послабее, может и после первого прыжка Розе душу отдать. Марево, запретный чертог, полный ядовитых тайн, не любит пускать к себе людей. Но очень уж много оно хранит богатств, драгоценных и смертоносных одновременно, частично созданных самим Маревом из беспорядочного смешения чар, частично — из полупереваренных в алых глубинах кораблей. Говорят, за некоторые такие сокровища ведьмы готовы с ног до головы золотом осыпать. Правда, говорят также и то, что иной раз ноги ловца — это единственное, что удается достать обратно на баржу… И даже если уцелеешь, Розу благодарить не станешь, Марево быстро уродует человека, превращая его в подобие жутких дауни.

А еще можно угодить на «Красную рыбалку», но это совсем должно повезти. Дадут какой-нибудь ржавый гарпун и запихнут в клетку к тигровой акуле, например. Или к дюжине голодных мурен. Не самое популярное развлечение, да и искореняют его в Унии, но зрителей хватает, а где много зрителей, там и корм в цене…

Тренч нерешительно покосился на шлюпку. Шлюп-балки казались старыми, но устройство их выглядело достаточно несложным, наверняка можно и в одиночку справиться. Он осторожно провел рукой по деревянному борту, проверяя, нет ли скрытой гнили или рассохшихся досок. Пусть он ничего не понимал в воздухоплавании, корабельном устройстве и навигации, но не родился еще на Рейнланде мальчишка, который не разбирался бы в обычных лодках! Главное — киль целый, доски подогнаны одна к одной, румпель не приржавел…

Сбежать. От этой мысли кожа по всему телу начала зудеть, точно натертая шершавым просмоленным канатом. И как он ни прятал эту мысль, как не пытался прикрыть ее прочими, их все равно сдувало, точно невесомые облака. Сейчас у него есть все возможности для бегства. Экипаж — сущие ротозеи, в этом он уже убедился, да и мал он числом, всего пять человек на целую баркентину… Конечно, будь среди них гомункул, он поднял бы тревогу, почувствовав, как отделяется от корабля шлюпка, но «Малефакса» можно пока не опасаться, тот все еще в своем магическом бреду, наслаждается логическим парадоксом.