Восьмой ангел

— А, — опять сказал Михаил, — учился. Учился в основном на Китеже.

— Это от Зихао Дексянтянга далеко?

— О, очень, — искренне сказал Михаил.

— Вот дыра.

Михаил обиженно посопел. Но долго изображать обиду было нельзя — вот-вот кто-нибудь заметит ненужную болтовню, сделает выводы и балбеса отсадят подальше.

— А тут вообще… Тут есть где нормально отдохнуть и вообще… Зависнуть?

Юноша весело посмотрел на Михаила.

— Туда, где можно, тебя не пустят, а там, куда тебя пустят, ничего нет.

Михаил снова посопел.

— Ну неужто совсем ничего?

— В «Раковинцу», может, и пустят… — насмешливо продолжил бородатенький. — Но там же ни потанцевать, ни покурить всерьез, ничего.

— Да я курить и не очень, здоровье не позволяет, — честно сказал Михаил. Еще чего, кто их знает, что у них тут золотая молодежь курит, лучше отстроиться на старте.

— Тише. Щас будут эту федеральную идиотку выпроваживать, — совсем на ухо Михаилу шепнул сосед.

— Да ты чо? — восхитился Михаил.

— Ну!

Вступила какая-то похоронная музыка, все встали, в президиуме затолпились, расселись, сел обратно и ряд Михаила. Он вертел головой и вытягивал шею, как голодный птенец, пытаясь поймать в поле каффов как можно больше — хорошо, что не надо строить из себя пресыщенного знатока.

Антропология лиц отличалась от основного населения станции не так сильно, как сначала решил Михаил, но разница улавливалась. Семитские черты… Южноазиатские. Чем ближе к президиуму, тем больше шрамов на лицах, прекрасно, прекрасно. Ни одной женщины. Вообще. Одежда, в которой в условиях станции и ходить-то не очень удобно, а работать и вовсе невозможно (такие-то рукавищи! юбки до полу!).

Рядом с президиумом с листком в руках встал персонаж и некоторое время описывал, как хорошо и как давно станция выполняет обязанности дипломатической нейтральной территории для соседних систем. Выдал данные (забавным образом расходившиеся с данными в публичном домене станции) о количестве проезжающих и объемах провозимых грузов. Перечислил добрые знамения, отмеченные в последний год усилиями служб станции и имевшие последующее положительное подтверждение.

Все похлопали. Михаил тоже похлопал.

В президиуме поднялся мужчина с краю и тоже как по писаному начал излагать — Михаил даже подумал, что ослышался, — историю Федерации Независимых Систем, правда весьма экстрактно, и быстро перешел к прошлым действиям Федерации в Объекте М38 (нормальные действия, как обычно на таком удалении — независимая экспертиза всего подряд и международный арбитраж).

Этому хлопали дольше.

Потом некоторое время не происходило ничего. В президиуме ерзали, кто-то шушукался, сосед Михаила разговорился со следующим в ряду о тюнинге шлюпки. Ага-ага, целый корабль простые секретари здесь себе позволить не могут.

Наконец как-то резко стихло. Пискляво откашлявшись, председатель президиума взял горлом две ноты пониже, пару раз экнул, мекнул (ничего себе, тут у них выражена статусная демонстрация неуважения к слушателям, ахнул про себя Михаил, экое политбюро-то!) и перешел к сути происходящего.

Примерно пять минут звучала исключительно лесть в адрес Федерации, затем лесть лично в адрес Цо. У Михаила глаза едва не полезли на лоб, когда председатель президиума, не забывая царственно покашливать, подробно отозвался о ее женской стати и внешности в целом.

«Какую статью я с этого цирка забабахаю», — с восторгом подумал Михаил, но голос разума напомнил, что такая артподготовка неизбежно предполагает какой-то тяжелый бемц, и еще вопрос, насколько Цо сможет вырулить без потерь.

Ну, так и есть. Завершение речи председателя состояло в благодарностях, которые выражались Цо за проделанную ею работу, и в сожалениях о том, что она уже уезжает.

В рядах ерзали, в президиуме шептались. Председатель сделал небольшую паузу, очевидно, набирая воздух для заключительной фразы, но сказать ее не успел.

— Никакими словами нельзя описать то, насколько прием, оказанный представителю Федерации Независимых Систем глубокоуважаемым руководством поселения Смоковетс, превосходит всяческие мыслимые пределы, возможные по предшествующим ожиданиям, — совершенно неожиданно зарокотала Цо. Голосом она владела хорошо, чего еще ждать от посла Федерации, да и уселась, судя по всему, в самую акустически удачную точку — гул в зале ничуть не перекрывал ее голоса. А гул поднялся. Было совершенно очевидно, что ответное выступление федерального агента вообще не предполагалось. Еще чего, говорить после председателя.

Цо продолжала. Примерно пять минут абсолютно ровным тоном и очень громко она беспардонно и грубо льстила, затем, не меняя тона и выделяя голосом слова, перешла к делу.