Восьмой ангел

Сейчас они переедут Нигер по какому-нибудь одному из трех мостов и окажутся практически в центре Бамако. Только бы у их Антилопы-гну, гремящей, как консервная банка, привязанная к хвосту испуганной кошки, не отвалились на ходу колеса. Или двигатель. А то, не дай бог, спланируют с моста прямо в разлившуюся от дождей великую африканскую артерию, а там… Название-то столицы не зря переводится как крокодилья река! Конечно, зубастых рептилий тут давным-давно нет — пошли на сумочки и ботинки, но на гербе Бамако и по сей день бьют хвостами три хвостатых чудовища. Кстати, и три нынешних моста через Нигер очень похожи на крокодильи спины…

Сколько раз он был в Мали? Раз десять, не меньше. А с крокодилом повстречаться ни разу не удалось. Как, впрочем, и с бегемотом. Несмотря на то, что слово «Мали» означает именно «гиппопотам». Значит, и этих чудищ тут когда-то была тьма-тьмущая. А сейчас… Ни обезьян, ни львов. Слон живой, и тот — страшная редкость! Максу как-то удалось увидеть его в саванне, вдалеке, правда. Худенький такой, невзрачный, ушастый, тоже, наверное, голодный…

Два африканца, сидевшие в «форде» у левой двери, вышли сразу за мостом. И Барт немедленно почувствовал себя, по меньшей мере, президентом всей республики Мали! Ноги, наконец-то, удалось пристроить на пол. Чем не фешенебельный лимузин?

Ага, вот и въехали в центр. У здания Национального банка вышел пассажир с переднего сиденья. Сейчас проедут через золотой треугольник, где сосредоточена вся столичная жизнь, минуют главный малийский стадион «Омниспор», построенный в семидесятые большим советским братом, а там и до дома Моду рукой подать.

Окна приземистого особнячка, который Моду делил пополам с пожилым бизнесменом из Алжира, были темны и тихи. Макс осторожно поскребся к соседу, следом еще раз, уже решительнее, а напоследок откровенно громко застучал — никакой реакции. Видно, алжирец тоже отсутствовал.

Что делать? Найти место в каком-нибудь приличном отеле Бамако и белым днем-то не просто, а тут — поздняя ночь.

Барт немного постоял в раздумье и решил идти в центр: авось, повезет, и у давней приятельницы, француженки Сессиль, владелицы уютного пансиона, найдется если не номер, то хотя бы свободная кровать…

Да, надо возвращаться назад, в золотой треугольник. (Странно, только сейчас он сообразил: самое престижное место в Бамако именуется точно как у них в Питере — «золотой треугольник» — ломоть городского пространства, отгороженный с двух сторон углом Невы, а с третьей — Невским…)

Пахло после дождя просто одуряюще. Даже ради одного этого стоило совершить ночной променад по малийской столице. Сладкий дух папайи смешивался с тонким ароматом манго, а над всем этим шлейфом дорогих женских духов парил плотный, резковато-свежий запах лимонного дерева. Незаметными подголосками к этим основным звучным нотам шли перекрещивающиеся, разъединяющиеся и вновь сплетающиеся воедино сладкие ванильные, жесткие мускусные и тревожные сандаловые тона.

Все это божественное великолепие запахов шло справа, с территории близкого ботанического сада, где мирно сосуществовала вся растительность тропической Африки.

Жаль, что Ольга не может этого ощутить, — пожалел Макс. — Женщина могла бы оценить ночную симфонию ароматов гораздо тоньше!

Ему повезло. Не доходя до игрушечного пансиона Сессиль, он наугад заглянул в первый попавшийся на пути маленький отельчик, у которого как раз загружали в такси чемоданы отъезжающей европейской пары. Номер, освобожденный только что, ему и достался.

Первым делом Барт сунул в розетку зарядник и тут же набрал номер Моду. Телефон по-стариковски покряхтел, по-старушечьи постонал и замолк. И во второй, и в третий раз. Ольга не ответила тоже.