Восьмой Артефакт (СИ)

— Не знаю, может, мне стоит немного покапризничать?

— Я понял, — довольно ухмыльнулся Малфой, заваливая её на диван, нависая сверху и пылко целуя. Гермиона запустила пальцы в его волосы, выгибаясь навстречу, ощущая знакомое покалывание в теле от нарастающего возбуждения.

— Распутство, — раздался суровый голос с картины над камином, и они застыли, как школьники, пойманные с поличным во время хулиганства.

— Посмотри, Цезарь, и это современные нравы! — осуждающим тоном говорил лорд своему псу. — Спальные покои им, видимо, уже не подходят. Спариваются, где попало.

Малфой, еле сдерживая смех, сделал движение к столику, на котором лежала его волшебная палочка, но Гермиона прошептала:

— Не надо, Драко. Давай просто уйдём.

Он кивнул и ухмыльнулся, помогая ей встать. Гермиона смущённо пробормотала «здравствуйте», но лорд на портрете сурово смотрел на них, ничего не отвечая. Едва они сделали шаг к выходу из комнаты, как он властно произнёс:

— Стоять. Это ещё кто?

Гермиона проследила за направлением взгляда лорда и едва не прыснула со смеху: он воинственно смотрел на гипсовый бюст Сократа, который эльфийка водрузила на камин прямо под картиной.

— Это Сократ, — снизошёл до ответа Малфой, явно не желая разговаривать с портретом, но подчинившись настойчивому шепоту Гермионы.

— Грек? — хмуро сдвинулись брови на переносице. — Скажи ему, мальчишка, что он должен уважать хозяина дома, повернуться и поприветствовать меня, как полагается! — потребовал портрет.

Рука, в которой Малфой держал свою палочку, снова дёрнулась, но Гермиона зашептала:

— Просто объясни ему, он успокоится, и мы уйдём!

Драко тяжело вздохнул, повернулся к своему предку и неохотно произнёс:

— Он не может этого сделать, потому что этот бюст — магловская скульптура.

— И что это значит, Мерлин тебя побери? — грозно сверкнул глазами лорд.

— Он неподвижен, — нетерпеливо отозвался Малфой.

— Зачарован?

— Вроде того, — уклончиво ответил Драко, потянув к выходу Гермиону.

— Доброй ночи! — попрощалась она, не получив ответа.

Выйдя из гостиной, они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись.

— Почему ты так к нему относишься? — решила выяснить Гермиона. — Чем каждый раз обездвиживать его, не легче ли спокойно ответить? Может, он не будет таким суровым.

— Грейнджер, — принялся объяснять он, — я живу с ним всю свою жизнь, и знаю, что он болтлив и агрессивен. Если я буду ему каждый раз объяснять и отвечать на вопросы, это ни к чему не приведет. Все разговоры всегда заканчиваются тем, что он начинает в очередной раз пересказывать свою биографию. А я выучил наизусть все рассказы о его доблестных подвигах при Вильгельме Завоевателе и не желаю слушать это в тысячный раз. Ещё меня утомляют его разглагольствования о моём неправильном воспитании, — он недовольно поморщился. — Это просто портрет, не придавай ему значения. Он здесь для того, чтобы быстро связываться с домом в Хемпшире.

Гермиона задумчиво кивнула. Отчего-то ей стало жаль Арманда Малфоя, и она решила при случае попросить его рассказать о своих приключениях. Наверняка, это очень захватывающе. Раз она теперь живёт в этом доме, то хотела бы подружиться со всеми его обитателями, даже если это суровый портрет.

Едва они переступили порог спальни, как Драко развернулся к ней, заключив в объятия и сминая её губы жарким поцелуем, явно давая понять, что намерен продолжить прерванные действия в постели.

После, когда они усталые и довольные друг другом, лежали в обнимку, Малфой сказал:

— Теперь ты живешь здесь и можешь приглашать к себе друзей. Если хочешь, позовём завтра Поттеров. Я, со своей стороны, буду согласовывать визиты моих друзей с тобой.

— Хорошо, — проговорила она. — Можно позвать Забини тоже, Гарри неплохо поладил с Блейзом в прошлый раз.

— Так и сделаем, — ответил он, и Гермиона почувствовала, что всё происходящее складывается в идеальную картину её представлений об отношениях. Казалось, ничто не может омрачить её безоблачного настроения, и она спокойно заснула, чувствуя защищенность в объятиях Драко.

***

…Раскаленный воздух обжигает слизистые, и она закрывается рукой от слепящего её песка и пыли, которые затрудняют дыхание. Она знает, что должна использовать магию, но беспомощность накрывает внезапно. Магия клокочет в ней, но не находит выхода, потому что нечто мешает. Она не знает, где её палочка, и ощущает бессилие перед этой стихией.

Гермиона видит свои руки, которыми опирается на землю. На них, словно коричневые татуировки, нарисованы какие-то руны и непонятные символы. Страх сковывает её, и она задыхается от ветра, внезапно швырнувшего ей в лицо горсть песка. Глаза нестерпимо режет от мелкой пыли, и она может смотреть только вперед, потому что буря ослепит её, если она повернётся и задохнется в этом красном облаке. Но что-то важное бьётся в мыслях, она должна что-то спасти любой ценой. Мерлин, она не может умереть здесь, и её руки закрывают лицо белым платком, облегчая дыхание и защищая от клубов песка.