Браун был рад, что миссис Эдельман нашла дубликат ключа от банковской ячейки мужа, и им с Клингом не пришлось тащиться в центр города и выпрашивать судебный ордер на открытие ячейки. Получат они разрешение или нет, всецело зависело от судьи. Некоторые из судей вели себя так, словно они на стороне плохих парней. Когда вам доставался судья вроде Добряка Уилбура Харриса, вы могли привести в зал суда парня, у которого в одной руке окровавленный мачете, а в другой — отрубленная голова, и услышать, как старик Уилбур поцокает языком и скажет: «Ай-яй-яй, мы сегодня были непослушным мальчиком, да? Арестованный освобождается под подписку о невыезде». Или установит какой-нибудь смехотворный залог — например, десять тысяч баксов за того, кто порешил мать, отца, лабрадора и всех своих золотых рыбок. Имея дело с таким судьей, как Добряк Уилбур, приходишь к выводу, что твоя работа никому не нужна. Пашешь как вол, ловишь наконец негодяя, а Уилбур отпускает парня погулять, даже когда ясно, что тот немедленно свалит из города и никогда не вернется. И что толку работать? В общем, Браун обрадовался, что не пришлось ехать в центр города и вымаливать разрешение на вскрытие банковской ячейки.
Но его радость померкла, когда он увидел размер ячейки, и приуныл еще больше, когда они с Клингом обнаружили внутри гору документов. Все эти документы теперь были разбросаны перед ним на столе, вместе с банковскими выписками Эдельмана, погашенными чеками и банкой пива. Из другой комнаты — которая днем служила игровой его дочери Конни, а вечером становилась телевизионной для него и Кэролайн — донеслись звуки музыкальной заставки передачи Джонни Карсона. Браун прислушался. Эд Макмахон объявил список гостей (и конечно Лола Фалана была одной из них), а затем раздалось знакомое: «А воот и Джоооонниии!» Браун вздохнул, сделал большой глоток пива и начал сортировать документы, которые они забрали из ячейки.
Ночь будет долгой.
Когда зазвонил телефон, Клинг от неожиданности вздрогнул.
Телефон стоял на краю прикроватной тумбочки, и первый звонок взорвал тишину комнаты как пистолетный выстрел, в результате чего Клинг резко сел и с колотящимся сердцем схватил трубку.
— Алло?
— Привет, это Эйлин, — сказала она.
— О, привет.
— Ты как будто запыхался?
— Нет, я… просто здесь было очень тихо. Телефон так неожиданно зазвонил…
— Ты не спал? Я не разбудила тебя?
— Нет-нет, я просто лежал.
— В постели?
— Да.
— Я тоже в постели, — сказала она.
Он промолчал.
— Я хотела извиниться.
— За что?
— Я не знала о разводе.
— Ничего, все в порядке.
— Я не сказала бы того, что сказала…
Он понял: Эйлин имеет в виду, что она не знала обстоятельств развода. После вчерашнего вечера она это выяснила — конечно, это ведь самая популярная сплетня в отделе — и теперь извиняется за то, что со смехом описывала сцену «Не ждали!», в которой жена лежит в постели с любовником, а ничего не подозревающий муж входит в квартиру.
— Все в порядке, — повторил Клинг.
Ничего не было в порядке.
— Я сделала все еще хуже, да? — спросила она.
Он собирался ответить: «Да нет, не глупи, и спасибо за звонок», но неожиданно для себя подумал: «Да, от твоих слов мне стало хуже», и сказал:
— Да, сделала.
— Мне очень жаль. Я только хотела…
— Что они тебе рассказали?
— Кто?
— Да ладно, — сказал он. — Те, кто рассказал тебе обо всем этом.
— Ну, только то, что были какие-то проблемы.
— Ну да, конечно. И какие же проблемы?
— Просто какие-то проблемы.
— Они рассказали, что мне изменяла жена, так ведь?
— Ну… да, рассказали.
— Ясно.
Оба долго молчали.
— Ну, — Эйлин вздохнула. — Я просто хотела извиниться. Мне очень жаль, что я тебя расстроила.
— Ты меня не расстроила.
— У тебя грустный голос.
— Потому что я грустный, — сказал он.
— Берт… — неуверенно проговорила она. — Пожалуйста, не сердись на меня, ладно? Пожалуйста, не надо! — И он мог бы поклясться, что она вдруг заплакала. Следующее, что он услышал, были гудки.
Клинг посмотрел на телефонную трубку.
— Что? — спросил он пустую комнату.
Проблема с документами Эдельмана состояла в том, что цифры в них, похоже, не сходились. Или Браун где-то ошибся в расчетах. В любом случае выходила какая-то ерунда. Все время вылезала крупная сумма неучтенных денег. Сколько бы Браун ни пересчитывал, постоянно триста тысяч долларов оказывались лишними — в точности столько, сколько они и нашли в сейфе Эдельмана. По мнению Брауна, это свидетельствовало по меньшей мере об одной сделке за наличные. Или о нескольких сделках за наличные, по пятьдесят, скажем, тысяч, которые Эдельман копил в сейфе для…
Для чего?