Восьмой поверенный

— «Уважаемый господин Смеральдич! От всего сердца благодарю Вас за Ваше письмо поддержки и персональный знак внимания. Однако я считаю, что ничем их не заслужил. Это письмо я пишу Вам на компьютере, который получил от правительства Республики Хорватии на время командировки, потом его своей рукой перепишет с экрана Тонино Смеральдич-младший, поистине достойный, скромный и трудолюбивый молодой человек, знакомство с которым весьма ценно. У меня здесь нет принтера. Нет и сигнала мобильной связи. У меня, собственно, здесь нет ничего, кроме прекрасного острова посреди моря и его гостеприимных жителей, которые делают все, чтобы я себя хорошо здесь чувствовал, а также участвуют во всех моих попытках установить хотя бы временный вариант демократического управления в соответствии с положениями законов Республики Хорватии. Господин Смеральдич, я, как Вам это, разумеется, известно, уже восьмой поверенный правительства, прибывший с идентичным невыполнимым заданием. Я незнаком с людьми, которые пытались выполнить его до меня, но знаю, что рано или поздно на эту должность пришлют человека, которого не будет интересовать ничего, кроме эффективного решения проблемы и скорейшего возвращения домой. Этот человек найдет причину и способ привести на Третич сначала армию и полицию, потом таможню и налоговую службу, затем журналистов, саперов для взрыва Пиорвого Мура, океанологов, концессионеров для развития потенциала порта… Если Вы понимаете, о чем я говорю, то понимаете и то, что это означает конец для того Третича, который мы с Вами знаем. Лично я был бы весьма опечален таким исходом, поэтому прошу Вас любым доступным способом помочь именно мне завершить эту работу — которая в любом случае должна быть завершена, — если мы с Вами хотим, чтобы этот прекрасный остров и эти доброжелательные люди дожили свой век так, как они это себе представляли во мраке австралийских рудников. Их избранные представители могут не участвовать в заседаниях совета общины, они могут не менять вообще ничего в привычном укладе их жизни — важно, чтобы каждые четыре года они создавали и регистрировали не менее двух партий или независимых списков, проводили выборы и сообщали результаты в соответствующий избирком. Как только они это сделают, то могут продолжать жить по-старому. От всего сердца прошу Вас помочь мне и Третичу, зная, что Ваше слово имеет здесь несравнимо больший вес, чем положения законов Республики Хорватии. С искренним уважением, Синиша Месняк, поверенный правительства РХ на острове Третич… P.S. Я бы с радостью тоже послал Вам свою фотографию, но у меня нет фотоаппарата. Возможно, он есть у того человека, который, как я вижу, регулярно отправляет Вам сообщения о моих попытках выполнить свою работу на Третиче…»

— И что не так с этим Пэ Эс?

— Ничего, просто… Бонино может найти грубым, что ты ему вот так, пусть и косвенно…

— О’кей, — перебил поверенный Тонино и встал из-за старой школьной кафедры. — Теперь нам нужно сделать из чего-нибудь конверт.

— Не нужно, у меня есть… — начал было Тонино и замер на полуслове.

— Что у тебя есть, конверт? А? Скажи на милость, зачем тебе конверт? Интересно, сколько их у тебя! С кем это ты переписываешься? А? Не с Бонино ли?

Переводчик от стыда опустил голову.

— Супер! Лепота! Я тут кривляюсь, как обезьяна, а ты шпионишь у меня за спиной! Слушай, а сколько раз в день ты выливаешь мой горшок, ты тоже ему пишешь? А? Интересно, что он пишет тебе! «Браво, молодой человек, слей идиота любым способом, так же, как ты слил всех остальных до него!» Черт возьми, как только я прочитал его пидорское письмо, мне сразу все стало ясно! Откуда он вообще знает, что я существую, откуда у него информация? И почему у него такой чистый хорватский?! Кто перевел его третичско-кенгуриные мысли на чистый, современный хорватский? Да я на сто процентов уверен, что он прислал тебе письмо на трецицьуоньском и что ты его перевел, а он его потом переписал и отправил обратно мне! Что, разве не так?

Наполнившие глаза Тонино слезы блестели в свете экрана компьютера. Он немного приподнял голову:

— Не только я, ему многие пишут. У меня не было никакого злого умысла. К тому же, ты сам видел из его письма, что…

— Вот как мы поступим, — сурово перебил его поверенный, шагая взад-вперед по бывшему классу, убрав руки за спину, как самый строгий учитель. — До сих пор ты изображал, что работаешь на меня и на правительство, а сам работал на вашего товарища Тито.

— Это неправда, не надо…

— …Теперь ты будешь работать наоборот. Для начала перепиши это: точно, слово в слово, каждую точку и каждую запятую. Я хочу, чтобы вечером письмо лежало дома на кухонном столе. Сейчас я собираюсь пойти выпить, потому что я задолбался и разочарован.

— Ну правда… — снова попытался оправдаться Тонино, но поверенный уже взялся за ручку двери. Потом он остановился и обернулся.

— И положи конверт рядом с письмом, чтобы я лично облизал и заклеил его.

* * *