Восьмой поверенный

— Что же, — перебил поверенный своего переводчика, — он там включает-выключает, а ты получаешь бабки?

— Я ничего не получаю, я же сказал, а перевожу их на его счет. Из этих денег я беру только тогда, когда мне очень нужно, чисто символические суммы: сотни три-четыре. Большая часть этих расходов компенсируется процентами, так как я ежеквартально перевожу часть накопленной суммы на вклад. Мне это посоветовала любезная работница почты. Представь, если однажды Домагой решит хотя бы одну из своих математических проблем и захочет уехать на материк, чтобы опубликовать открытие. Мне будет стыдно отпускать его в Загреб в таком виде.

— И он понятия не имеет об этих деньгах?

— Нет. Я расскажу ему, когда придет время. Ты сохранишь этот секрет?

— Сохраню, — ответил смущенно Синиша. — Какж еще! Пойдем дальше, чтобы не опоздать ко времени. И все-таки, зачем он позвал нас в такую рань? Разве это не может подождать два-три часа?

— О, об этом я не имею права тебе рассказывать. Не обижайся, потерпи еще немного. Домагой сам тебе все покажет, все-таки это его тайна. Пошли.

Они заспешили по тропинке, обгоняя порывистый ночной ветер, который стал стихать, как бы пропуская их вперед себя, чтобы они первыми увидели эту невероятную тайну Брклячича, о которой он и так уже давно все знает. На первом этаже в доме Селима, на кухне, уже горел свет. Это Зехра моет стаканы и тарелки с прошлого вечера или они просто забыли погасить свет во время очередного кокаинового сеанса, сопровождавшегося бессмысленными диалогами и дурацкими гримасами? «Узники замка Зехра», — подумал Синиша, слегка замедлив шаг, и вдруг почувствовал отвращение к своим вновь обретенным боснийским приятелям, а также к себе самому, проводящему время в их компании. Не глубокую брезгливость, которую он ощущал по отношению к сомнительным личностям в Загребе, но что-то такое, отчего, казалось, его вот-вот вырвет… Резким движением он отвернул голову от освещенного окна и увидел, что Тонино удалился от него на добрых десять шагов.

Тонино, Тонино… Добрый дух Третича. Мать Тереза впавшего в детство острова прокаженных поверенных… Тонино с его погружениями в аутичные бездны, с его огромным членом и бог знает какими страшными ночными кошмарами; Тонино с его жестоким отцом; Тонино, влюбленный в свою лодку, названную именем его покойной матери; Тонино и его женские капризы… Тонино: его единственный настоящий друг, не только на этом зачарованном острове.

— Ш-ш-ш-ш-ш! — позвал их шепотом Брклячич откуда-то из кустов справа от маяка, где начиналась узенькая крутая дорожка, ведущая к морю. — Йо уж пенсуол, цьто вы опоздоате! Дессо оне уж дуолжны подойти!

— Кто? — спросил Синиша.

— Ш-ш-ш-ш-ш!!! — шикнули на него оба одновременно.

— Внизу, на берегу! — прошептал Тонино. — Видишь вон ту гладкую каменную плиту, единственную, которая между скалами плавно спускается в море? Вот, смотри на нее и продолжай молчать. Нам нужно спуститься еще немного…

— И что дальше? На этот камень приземлятся инопланетяне? Что за фигня?

— Ш-ш-ш-ш!!! — строго зашипел Домагой, идущий во главе колонны. Он остановился там, где тропинка становилась еще круче, и махнул им, чтобы они спрятались и сели на корточки. Тонино ловко нырнул за ближайший редкий кустик, протянул Синише руку и притянул его к себе.

Ветер окончательно перестал дуть, и минуты проходили в полной тишине, нарушаемой лишь легкими всплесками ударявшихся о скалы небольших волн, которые будто бы вежливо стучались к какому-нибудь важному человеку. Они вскарабкивались на эту почти горизонтально лежавшую плиту всего на пару сантиметров, а затем быстро, как будто они перепутали кабинет, бежали обратно в море. На камне больше ничего не было. Синиша посмотрел на усыпанное звездами небо: впереди, с западной стороны, на все еще темном небосводе, они сияли так же ярко, как и ночью, но прямо над его головой они уже тускнели, предвещая рассвет. Опершись на локти, он запрокинул голову, чтобы посмотреть, как выглядит небо за его спиной, но вдруг внизу послышался звук, как будто что-то большое плюхнулось в море! Синиша вздрогнул и выпрямился, Тонино потянул его за рукав, но поверенный потерял равновесие, поскользнулся и упал. Только благодаря тому, что Тонино держал его достаточно крепко, он не полетел кубарем вниз по крутому склону через колючие кусты прямо в воду.

— Ой, мати твою… — заорал седьмой поверенный, когда его потрепанный преемник встал на ноги. — Спуортсмен! Надо боло тебя привязоать к кипарису, коак Одиссея! Но, спетайте меня, йо гряду зоа рыбуой, куоморсями!

— Ты в порядке? — спросил Тонино, когда Брклячич начал ловко спускаться вниз по дорожке к морю.

— Не знаю, на хрен. Наверное, в порядке… Что это было, я думал, что личанин упал в море?

— Ты что, ничего не видел?

— А чего видеть?! Я только слышал «хлюп!» и все, на фиг. Что я должен был увидеть?

— Тристана и Изольду.

— Кого?!

— Твой предшественник их так назвал, не я.

— Кого назвал? Кто?