Восьмой смертный грех

– Заговариваешь зубы, идиот! Ты же обо всем знаешь, ты по-другому пел, когда я трудился в этих самых секретных лабораториях. Я работал на монстров, поэтому нет вам пощады, сейчас всех вас одним взрывом накроет, я…

Распалившись, Тимчук слишком энергично дернул рукой, в которой была зажата граната, на какой-то момент потерял самоконтроль, и снаряд вылетел у него из ладони. Лена, как зачарованная, следила за тем, как он описывает дугу в воздухе, падает на мраморный пол около губернатора, катится, ударяется о ногу одной из дам, та в ужасе пятится…

Внимание всех было приковано к гранате. Сколько секунд осталось до взрыва: три, две, одна или уже ни одной? Неужели смерть придет так быстро и нелепо!

Но взрыва, которого все так опасались, не последовало. Прошли томительные секунды, Лена широко раскрытыми глазами смотрела на гранату, лежавшую на полу. Но она не взорвалась.

К гранате метнулся один из телохранителей, схватил ее и метнул сквозь тонированное стекло куда-то вниз. Тимчук захохотал, оседая на пол. Его хохот перешел в кашель и хрипы.

– Как же я вас напугал, вы все тряслись за свои шкуры, вы, стадо баранов и павианов! Это болванка, которая не взрывается! Стал бы я ради вас своей жизнью рисковать, вы, монстры…

Но договорить Федор Викентьевич не успел. На него навалились охранники, химик замолк, затем заплакал от боли, когда ему завернули руки за спину.

– Господин и госпожа Хаммерштейн, – ринулся к Эдуарду и Грегуаре генеральный директор. – Приношу свои извинения за этот ужасный инцидент. Тимчук, наш бывший сотрудник, просто умалишенный, этим и объясняется его чудовищный поступок…

Заиграла музыка, вечер возобновился, как будто не было истерики Тимчука и гранаты, упавшей на пол. Лена взглянула на разбитое окно, сквозь которое проникали лучи заходящего июньского солнца. Нет же, все это было.

– Господин директор, на вверенном вам предприятии есть страшные пробелы в системе охраны, – сказал ледяным тоном Эдуард. – Я веду речь не о своей персоне, под угрозой оказались жизни еще трех десятков человек! И ваша охрана спасовала! А если бы граната оказалась не фальшивой, а настоящей? Тогда бы зал был полон мертвецов.

– Мистер Хаммерштейн! – едва не заплакал генеральный, обычно надменный и ироничный. – Это все Тимчук, будь он неладен, мы все исправим, с завтрашнего дня усилим меры предосторожности… У него, видимо, осталось удостоверение, и он смог пройти на территорию завода…

– Это ваши проблемы, господин директор, – произнес Эдуард. Он уже давно отпустил Лену. Взяв под руку пришедшую в себя Грегуару, он сказал: – Я смею надеяться, что подобные инциденты не повторятся в будущем, и эта выходка сумасшедшего одиночки останется единственной. Благодарю за прием. Мы вылетаем немедленно!

Эдуард повернулся к Лене, произнес:

– Был очень рад.

Затем он, поддерживая Грегуару, направился к выходу. Лена заметила, как охранники избивают Тимчука. Тот из всемогущего террориста превратился в старика с залитым кровью лицом, закрывающего седую голову от кулаков накачанных телохранителей.

Генеральный, отдав краткое распоряжение: «Эту мразь сдать в милицию, но сначала проучить, чтобы неповадно было», – кинулся вслед за Эдуардом.

Вертолет с Хаммерштейнами стартовал через семь минут. Эдуард не удостоил словом никого из шефов завода, он с матерью просто поднялся в брюхо вертолета, и тот взмыл ввысь. На этом и закончился визит в Россию будущего наследника миллиардов Хаммерштейна.

Регина, часто дыша, стонала и, схватившись за Лену, шептала:

– Леночка, у меня сейчас остановится сердце. Как я испугалась, как испугалась… Помоги, прошу тебя. Забудь, что я тебе говорила, не оставляй меня одну! Мне страшно!

Лена проводила Регину до дома. Та, оказавшись на пороге коттеджа, окончательно пришла в себя и уже обычным саркастическим тоном заметила:

– Ну и как тебе объятия Эдуарда? Ты наверняка благодарна этому придурку со школьной гранатой. Ты ведь многое отдала бы, чтобы Эдуард снова к тебе прикоснулся?

– А ты? – спросила Лена, и Регина, сочтя, что отвечать ниже ее достоинства, хлопнула дверью.

Лене нужно было пройти две улицы до своего дома. На крыльце ее ждал встревоженный Михаил.

– Что такое, по всему поселку говорят, что на вас напали маньяки и чуть всех не перестреляли, – сказал он, целуя Лену в щеку.

И только прижавшись к плечу Михаила, Лена дала волю слезам. Он напоил ее горячим чаем, посидел с ней.

– Остаться не могу, – сказал он. – Куча дел, Леночка, но мы встретимся завтра. И какой шок, надо же такому произойти! Надеюсь, этому шизику дадут на полную катушку или упрячут в психушку до конца дней!

Свернувшись на кровати калачиком, Лена никак не могла заснуть. О чем она больше думала – о страшном происшествии с гранатой или о том, что Эдуард обнимал ее за талию?.. У него такая крепкая рука. И такая горячая…

Заснула она под утро, а пришла в себя от настойчивого звонка телефона. Тамара Павловна была тут как тут.