Воспарить к небесам

— Я возвращаюсь домой после того, как провел кучу времени в отпуске, разговаривая по телефону с отцом, мамой, братьями, отправляя по экспресс-почте всякое дерьмо, просматривая бумаги и электронные письма, прихожу к своей женщине, а она даже не удостаивает меня чертовым поцелуем? — спросил он и, прежде чем я успела ответить (не то чтобы я была в состоянии это сделать), потребовал: — Ну так скажи еще раз, что у тебя все в порядке.

— Это уловка, — выдавливаю я, и его грозное выражение лица становится громоподобным.

— Что еще, мать ее, за уловка? — рявкнул он.

— Это. — Я сделала движение рукой, указывая на письмо от Хиллингема. — Это всего лишь уловка. Это папин и мамин способ сказать, что они злятся на меня. Пытаются заставить отреагировать. Играют в свои игры. Я не потеряю свои трастовые фонды. Хиллингем позвонил мне неделю назад и сказал, что объяснил это родителям, и мне не о чем беспокоиться. — Микки сердито посмотрел на меня. — Ты не должен был брать свое наследство, Микки.

— Почему ты не рассказала мне, что это дерьмо началось? — спросил он, тоже протягивая руку, чтобы показать на письмо.

— Потому что это досадная помеха. И ничего не значит. Я получила его в День Благодарения, и, очевидно, в тот день мое внимание отвлекли другие вещи. И если уж быть совсем честной, то я совсем об этом забыла.

Микки втянул воздух через нос и посмотрел поверх моей головы.

Я во все глаза уставилась на него.

Он забрал свое наследство ради меня.

Я не сводила с него глаз.

Он забрал свое наследство ради меня.

— Все, что мне нужно — это ты, — тихо сказала я.

Его взгляд переместился на меня.

Делать то, что должен.

Он нашел письмо, когда мы в первый раз провели ночь в доме со всеми детьми.

И он сделал то, что должен был сделать.

— Во-первых, у меня есть трастовый фонд Борна, Микки, — мягко начала я. — До наступления моего тридцатилетия, если бы я сделала что-то такое, что могло бы дать повод совету директоров или моим родителям, обратившимся в совет директоров, аннулировать его, они бы навсегда лишили меня этих денег. Но раз я его получила, его нельзя отобрать. Это безвозвратно. И на нем достаточно денег, чтобы жить безбедно.

На его щеке дернулся мускул.

— Во-вторых, — продолжала я, — превратись все это в дым, и мне будет все равно. Да, когда мы съедемся, возможно, мне захочется иметь кухонную технику получше, но даже это не будет иметь значения, и не потому, что у меня есть своя. Потому что я бы пользовалась твоей. У меня были бы ты, Оден, Пиппа, Эш и Килл. Если бы у меня было все это, что еще мне нужно?

— Когда я пришел, ты едва взглянула на меня, — ответил он.

— Ты все время отстраняешься. Я думала, ты собираешься бросить меня.

Его лицо вновь стало грозным.

— Ты что, совсем спятила?

— Сам подумай, — ответила я. — Наши разговоры стали поверхностными. И с тех пор, как ты приехал в Финикс, ты ни разу не говорил, что любишь меня.

— Это ни хрена не правда, — прорычал он.

— «И я» — не то же самое что «Я люблю тебя», Микки.

— То же самое, черт возьми, Эми, особенно когда рядом Чоп. Мы были лучшими друзьями с пяти лет. Он использует каждую возможность, чтобы надрать мне зад по любому поводу, и у него это хорошо получается, потому что у него в этом большой опыт. По сравнению с ним, парни из пожарной части выглядят дилетантами. С другой стороны, он подкалывает меня, потому что я в долгу не остаюсь. Это то, что мы делаем. И когда я, Эш и Килл не умолкая болтаем о тебе, он знает, сколько ты для меня значишь, он с нетерпением ждет встречи с тобой, но это не значит, что он не воспользовался возможностью, и не раз. Он всегда старался держаться поближе, когда я звонил тебе, просто чтобы получить шанс поиздеваться надо мной. Я не собирался их ему давать. И пусть это звучит дерьмово, но он от меня никогда не отстанет. И если я при нем скажу любимой женщине, что люблю ее, он сведет меня с ума. Я не ехал с детьми в Финикс, чтобы навестить человека, который мне как брат, а потом провести это время в бешенстве.

Значит, Джози оказалась права.

Дерьмо.

И они «болтали обо мне не умолкая»?

Это прекрасно.

— А ты не думал объяснить мне это? — неуверенно спросила я.

Он вскинул обе руки в жесте отчаяния.

— Эми, я разбирался со всем этим дерьмом ради тебя и с тем фактом, что как только скажу детям, что мы богаты, Килл захочет, чтобы я построил ему его личную пейнтбольную арену. И зависая с тобой и твоей девочкой, моя дочь вдруг увлеклась одеждой и обустройством комнаты. Для этого она подрабатывала няней. Она нашла в Интернете какую-то гравюру на стену, которую должна иметь в своей комнате, и это дерьмо стоит сто пятьдесят долларов. Она узнает, что у меня есть деньги, и не будет знать, что ей нужно.

Эта новость показалась мне забавной и чудесной. Проблемы с дочерью Микки, которая любит одежду и дорогие картины, были гораздо лучше проблем с дочерью, которая вынуждена была играть роль матери для его сына, потому что ее собственная мать была пьяницей, да еще и терпеть издевательства в школе.