Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

– Вам не кажется, Артур Вадимович, – недовольно произнёс Председатель, – что это уже слишком. Шесть трупов, один из которых известного всей стране литератора Фурсова. Тот вообще без головы. Майор Сиротин в психушке, бормочет что-то о какой-то летающей секире, брильянтах. Военные в шоке – вторую неделю радары обесточены, весь городок остался без света. И вы… Мы вас с почестями, понимаешь… А вы тут сидите. Впрочем, всё равно, спасибо. Эта бумага, найденная у Сиротина… Теперь Щёлкину точно конец. Я уже послал людей к нему на дачу.

– Не успеют, товарищ Председатель. Он сейчас ствол подаренного генсеком ружья себе в рот вставляет.

– Да откуда вы…!

– Можно открыть окно?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо-то как тут, у вас!

Алов сделал глубокий вдох и застыл неподвижно с открытым ртом. Обычно бледное, его лицо порозовело, на щеках проступил румянец. Но это уже была маска, а не лицо живого человека. Точно такую же по просьбе Председателя изготовили специалисты из музея восковых фигур мадам Тиссо, когда тело следователя по особо важным вдруг исчезло.

***

Иван Холин любовался изгибом длинной шеи самой прекрасной женщины на свете. Она сидела на мостках, опустив ноги в воду, и вглядывалась в чёрную глубину пруда, чудом сохранившегося в излучине реки Исьма.

– Мне пора, любимая, – сказал он.

Она обернулась, посмотрела на него снизу вверх.

– Я всё помню, Ваня. Прощай.

У двери дома он обернулся. Ядвига исчезла в центре разбегающейся к берегам волны.

У себя в доме, в Варшаве, пан Францик Полонский закончил читать молитву и намазал первый утренний бутерброд маслом. В комнату ворвался кузен Стравинский. На счастье пана Францика он не успел съесть свой бутерброд, иначе бы одними спазмами желудка не обошлось. Через пятнадцать минут пан стоял на берегу Вислы под аркой моста Понятовского.

Перед ним лежал только что поднятый из воды, без единого следа тления, труп его дочери.

Холин закрыл дверь на щеколду. Открыл топку. На колосниках осталось немного золы. Усмехнулся и быстро взмахнул рукой. Стены бани мгновенно вспыхнули ярким пламенем.

Он прислонился спиной к печи и закрыл глаза.

Друзья

– Таки правильно Яша вы делаете, что едете в Израиль, – Исаак Соломонович подцепил вилкой кошерный пельмень, – там такого быть не может. И девочку с собой обязательно возьмите.

Мила обвила Яшу за шею и счастливо улыбнулась.

– А ничего и не было, – буркнул набитым ртом Чапа.

– Это как же. Я всё видел, молодой человек.

– В газетах не напечатано, значит не было. Свет, а можно я у тебя ещё немного поживу? Хомячков покормлю.

– Да живи, сколько хочешь. Предки только через месяц из Англии вернутся. А как же Щёлкина твоя?

– А никак. К ней Шпагин вернулся. Теперь, когда отец застрелился, они эту гадюку, жену его, выгонят и заживут душа в душу.

– Илья, это что у тебя? – спросила Ленка Елина, зацепив пальцем шнурок на его шее. – Крест?

Ребята неожиданно примолкли. Илья нехотя достал из-за пазухи подаренную бабкой Матрёной щепку.

– Молодой человек – язычник, – уверенно заявил Исаак Соломонович.

Илья задумчиво вертел в руках кусочек дерева. В правой руке пульсировала «фантомная боль».

– Вот вы, Исаак Соломонович говорите, что Алов, Холин, Фурсов, Ядвига – они ангелы. Ладно. Брежнев – генсек, Сиротин – чокнутый, но мент. У тебя Света родители – дипломаты, а мы…?

– Мы – человеки, – сказал Женька Ляпустин.

–А человек – он кто?

Москва, 2018

Водица

(рассказ)

Я мальчик. Мне… Мама говорит, что меня нашли и принесли домой пять лет назад. Но я думаю, что когда меня нашли, мне уже было года два – три. Почему? Ну, например, Мила, девочка из детского сада, с которой я встречаюсь каждый день, как-то сказала, что я совсем взрослый. Я насторожился, так как от неё всегда можно ожидать какого-нибудь подвоха.

Один раз я потянулся за хлебом, а когда снова опустился на стул, обнаружил, что котлета из моей тарелки исчезла. Все, сидевшие за столом мальчики и девочки смеялись, и только Мила молчала: как можно смеяться, когда у тебя рот забит котлетой и к тому же чужой. Но я на неё не в обиде, с самого начала было ясно, что таким толстым девочкам как Мила одной котлеты мало, а добавок нам никогда не давали. Я даже не посмотрел на неё, как мама говорит, «сукором». Какой из меня «сукор»! Вот папа настоящий «сукор», когда злится, если я что-нибудь не то или не так сделаю.

Осталось совсем немного времени, когда воспитательница тётя Валя скомандует: «Подъём!». Можно переждать и пережить ехидные ухмылки моих соседей по столу, особенно если сосредоточится на карте, которую я решил набросать на тарелке из пюре и остатков компота. В роще из веточек укропа и листочков салата на пригорке рядом с компотным ручьём я поместил сухую, скрюченную корочку хлеба.

Сразу же над тарелкой возник Милкин палец и ткнул в это место. По-моему она даже что-то спросила, но так как девчонка продолжала жевать свою-мою котлету, я ничего не разобрал. Уже в коридоре, где нас всех построили, чтобы идти на «тихий час» я сообразил, что она хотела узнать: «Илья, а кто это?».