– Затем, что в душе возникает ясность. Человек пережил что-то, но слов про это не знает, как ребенок, плачет, не понимая, почему ему больно. Только
И тут Скотина сказал, что у него вши.
Скотина сказал: «По мне бегают звери». Энен посмотрела и сказала – вши, у нее тоже были вши, в сорок шестом году.
Мы с Алисой растерялись и испугались, нет ли у нас вшей, смотрели друг на друга беспомощно – то ли нам вычесывать друг друга, как обезьянам, то ли брить головы. Одна Энен вела себя как пожарник в огне пожара: знала, что делать, и через полчаса все меры против вшей были приняты. Каждый намазал голову керосином и замотал полотенцем, чтобы не так сильно пахнуть.
Все были на своих обычных местах, мы на диванах, Скотина на письменном столе, пахли керосином, и Энен рассказывала, что Ницше и Вагнера объединила любовь к Шопенгауэру, их философско-музыкальный союз был прекрасен, но вскоре Вагнер принял христианство, а Ницше считал, что «Бог умер». Мне казалось, что в этой ссоре я на стороне Вагнера.
– …Ну, а теперь поговорим о ницшеанской морали, это очень интересно… Итак… – Энен сделала жест рукой, как будто объявляет артиста, и сказала: – А вот и Ницше!
И тут вошел Роман. И сказал:
– На лестнице воняет керосином.
– Это от нас, – сказал Скотина.
– Скотина принес вшей, а мы намазались керосином и проходим ницшеанскую мораль, – похвасталась Алиса.
– Понятно. Воняете керосином на весь дом и говорите о прекрасном, – сказал Роман.
Энен вскоре ушла, а Роман остался с нами – есть сушки и обсуждать философию Ницше. Роман считал, что «падающего толкни» и «слабые не должны мешать жизни сильных» – правильно, это жизнь, мы с Алисой – что это фашизм; все разволновались, как будто философия Ницше – это главное в жизни, но сошлись на том, что философия – это все-таки одно, а уничтожение людей – совсем другое. Затем Роман решил тоже рассказать о прекрасном и рассказал, как сделал свой первый капитал.
– Я сидел в НИИ и думал: вот моя жизнь – в этом сраном НИИ, с зарплатой сто десять рублей, и кем я буду, когда вырасту?.. Буду лизать жопу начальнику отдела, чтобы защитить диссер, к сорока сам стану начальником отдела. …А когда началась перестройка, я понял, что мой типа идеал, начальник отдела, замусоленный неприятностями, – маленький человек, не приспособленный к переменам, улитка, которую выковыривают из раковины, до конца жизни будет ныть: «Ах, неужели кому-нибудь так сложно взять и подарить мне пару миллионов?» …В общем, я подумал: неужели сейчас все помчится, как птица счастья, без меня?! Ну нет! И ушел, открыл кооператив, сделал бабки, потом вышел на другой уровень… Ха, и что теперь? Я строю Город Солнца, я долларовый миллионер. Вот сейчас у меня рабочие строят бесплатно. Они-то думают, что я заплачу, а я… ха-ха… не заплачу. В договоре четко сказано: каждый день задержки – штраф. Они уже работают бесплатно, а скоро вообще будут мне должны. Ты что так смотришь, как будто я ем младенцев?
– Они работают, а денег не получат, это нечестно, – сказал я.
– Это честно. Они должны сдать мне объект вовремя. А я долгов не прощаю.
Я сказал: «Все равно нечестно», Роман нахмурился, и Алиса, испугавшись, что он уйдет, заторопилась:
– Папочка, ты обещал рассказать, как сделал свой первый капитал. Как ты сделал свой капитал?
– Вот так и сделал: сначала шил варежки. Нейлоновые, синие и красные. Думаете, кто-то сразу же делает большой бизнес? Не-ет, я сидел в подвале за швейной машинкой и строчил варежки. Продавал их на Некрасовском рынке, сам стоял за прилавком. Некоторым
– А мне повезло, что я родился у моего папы, – сказал я. Не знаю, что на меня нашло: я спорил с Романом, как будто мне семь, как Скотине.
Алиса подтвердила:
– Папочка, нам
– Я ничего не боюсь, кроме темноты, еще крыс. …А потом что было?
– А потом нашел дураков. Иногда нужно спрятать свой ум, потерпеть. Я нашел дураков, а они вытащили для меня каштаны из огня.
– А потом?
– Потом суп с котом.
– Где они теперь, эти дураки?
– Где? Нигде. Полезли в огонь и сгорели. Это уже не для ваших ушей. Я вам рассказал самое важное: мои принципы жизни. А дуракам проигравшим так и надо.