– А по-моему, можно… ставить. Вам-то хорошо, вы старая, а нас могут убить.
– Мне хорошо, – подтвердила Энен. – Если ты намекаешь, что мне уже не страшно умереть, то мне очень хорошо.
– Сразу-то не скажешь, что вы собрались умирать… Оделись как на бал, – проворчала Алиса.
Энен и правда выглядела нарядно, из чемоданчика каждый день доставались новые джинсы и пиджаки, украшения были все те же. Но сегодня на ней в дополнение к бусам висело что-то длинное, ярко-голубое, похожее на хвост, но из перьев. Номер 1, увидев ее, сказал: «Это что у нас за чудо в перьях…», Энен ответила: «Это я в боа».
У каждого человека есть мечта. Какая мечта у наших привратников, мы узнали довольно скоро, несмотря на то что наши жизненные пространства были строго разделены (мы на своих диванах, а номера распространились по всей квартире) и сталкивались мы только в коридоре, когда проходили в ванную и туалет. Тогда я слышал их разговоры – они говорили о машинах, сколько кто скопил из зарплаты за то, что кого-то охранял, сопровождал, наказывал, – все они душегубствовали за машины. Номера 1, 3, 4 имели «восьмерки», у номера 2 была вишневая «девятка», но он считал, что она уже не полагается ему по статусу, мечтал о «приличной иномарке» и прикидывал, какую машину купит после окончания операции с Романом. Сомневался в выборе, повторял: «По душе мне нравятся американцы – “крайслер” и “понтиак”, я уж не говорю о “кадиллаке” или “линкольне”, это вообще…» Я помню (почему запоминаются такие вещи?): по душе ему нравились американцы, у американцев и мощность, и стальной кузов – дополнительный шанс выжить при перестрелках, а можно пригнать из Финки «Вольво 940» или «Сааб 9000», они и престижные, и с запчастями проще. Ну, или не выделываться и приобрести «джип чероки» – проходимость, двигатель 5,2 л, салон подходит телок возить, но есть и недостаток, много жрет бензина, хотя бензин стоит копейки, но все же нужно учитывать… И, конечно, «гелик» – трясучий, но вообще неубиваемый. Ну, и потом, когда он вырастет (он говорил: «Когда я вырасту большой»), – «крузак»: машина с повышенной посадкой, что позволит ему уклоняться от пуль во время перестрелок. Хотя он не зацикливался на «крузаке», также рассматривал «кабан» – «мерседес» в кузове W140. Кольцо Энен было старинное, с бирюзой и бриллиантами, кольца хватило бы на мечту, ведь речь шла о подержанных автомобилях.
Дни, проведенные под стражей, были моими самыми веселыми днями за всю жизнь, ни до ни после я так не смеялся, как тогда, – известно, что страх обостряет чувство юмора. В чемоданчике Энен, бездонном, как у Мэри Поппинс, нашлась самиздатская книжка – Хармс. Детские стихи Хармса Скотина и все мы давно уже знали наизусть, Энен сладострастно сказала: «А это взрослое». «Взрослое» оказалось таким смешным, что мы даже не смеялись, а
– Папа неизвестно где, а вы заставляете меня смеяться, – отхрюкав, сказала Алиса. – …Ну, смешно, и что?.. Просто нам сейчас страшно, вот мы и смеемся. А если все нормально, зачем абсурд? Зачем нормальному человеку абсурд?..
– Почему
– Что тут может быть
– Не будешь смеяться, я натравлю на тебя бандитов, – сказала Энен, и мы покатились от хохота.
Наша присказка приобрела новый смысл, бандиты-то были за дверью. Они называли Алису, Скотину и меня «Эй, ты», а Энен называли «Вы»: «Вы, идите в комнату, не задерживайтесь тут».
…Энен читала нам из своей самиздатской книжки: «Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было…», Скотина прыгал между нами, носился по диванам, кричал: «Не было! Рта! И носа! Тоже! Не было!», Алиса, осатанев от его воплей, столкнула его с дивана, он ударился о ножку стола, Алиса закричала: «Да заткнись ты!.. Папа в опасности, а ты тут ржешь, как скотина!..», Скотина укусил Алису и заплакал, Алиса взвыла и бросилась к нему, я дернул Алису за волосы, Алиса шлепнула Скотину по попе, а меня по руке… В общем, типичный Хармс… Считается нормальным, что у заключенных развивается агрессия друг к другу. Запах окружал нас (Мента выгуливали небрежно), мы дозировали еду на случай, если номера собираются морить нас голодом, Алиса со Скотиной подрались… наше истерическое веселье грозило вот-вот превратиться в истерику.
– А давайте устроим театр, – предложила Энен.
Энен решила поставить спектакль всерьез. Она выбирала текст, бормотала: «Так… Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна… Нет, это не поставить на сцене… Товарищ Кошкин танцевал вокруг товарища Машкина. Товарищ Машкин следил за товарищем Кошкиным. Товарищ Кошкин оскорбительно махал руками и противно выворачивал ноги… Это лучше, это можно…»