Воспитание чувств: бета версия

Если сразу не рассказал о чем-то для тебя важном, потом уже никогда не захочешь. Думаю, так люди и становятся чужими.

А я-то надеялся: вдруг за то время, пока меня не было, наша эмиграция в Германию закончилась. Но нет. Обсуждают, что брать с собой. Вытащили чемоданы в прихожую, как будто ехать завтра.

Какие странные дощечки

Статья «Как жить нашим детям?», на которую случайно наткнулась Энен, перелистывая журнал «для цилиндра с полями», была написана нашим журналистом Юрким Юрочкой – из тех, бродивших по квартире.

Статья начиналась с фразы: «Алисе 16, и она не знает, как ей жить. С болью и недоумением пишет Алиса о своей дружбе с дамой, приятной во всех отношениях, искусствоведом одного из наших главных музеев, назовем ее NN. Материал печатается по желанию Алисы, но давайте сегодня обойдемся без имен… Вот что пишет Алиса: “Я так ей доверяла, рассказывала ей о себе, и она откровенно рассказывала мне о своей жизни… И я вдруг поняла: она проговорилась. Рассказала, что она виновата в аресте Мандельштама”».

Авторский текст шел вперемежку с письмом Алисы, так, вдвоем, Юркий Юрочка с Алисой рассказывали историю, – Алиса страдала: «Как мне жить, зная, что, возможно, она виновна в страшной судьбе Мандельштама», Юркий Юрочка комментировал: «Из Алисиных слов ясно: женщина, возможно, причастная к аресту Мандельштама, жива и прекрасно себя чувствует». Юркий Юрочка осторожно, со всеми «возможно, вероятно, предположительно» сокрушался: «Со слов Алисы, в архивах КГБ имеется доказательство причастности искусствоведа NN к этой организации… В мире петербургской Алисы нет ясности, она живет в мире со множеством запертых дверей, за каждой дверью тайны, недоговоренности. Как Алисе жить в море собственных слез?.. Мы сейчас не обвиняем никого конкретно, а поднимаем морально-этическую проблему: как относиться нашим детям к такого рода историям». Юркий Юрочка рассуждал на тему забыть и простить или докопаться до правды, на тему, можно ли покаяться в чужих грехах, – это была умная модная статья, все звучало в меру пафосно, в меру с болью и было подлым враньем.

Неизвестно, что ударило Энен больней, подлость Алисы или мысль: что скажут люди ее круга? Надеюсь, она не успела подумать, что ее опозорили на века, что людям некогда и лень считать, сопоставлять, они будут пожимать плечами, говорить друг другу: «Она причастна к аресту Мандельштама?.. Ну, я не знаю… Возможно, нет, но может быть, да…», надеюсь, ее мозг подумал быстрей, чем она, и принял решение отключиться.

Взрослые знают, что, если человека оболгали, можно попытаться его спасти. Но мне тогда казалось: все, что написано в газетах, уже написано, – как снег, выпал и лежит, и нельзя отменить. Я пришел в редакцию журнала и пообещал принести им паспорт Энен, чтобы они убедились: к моменту ареста Мандельштама в тридцать четвертом году искусствоведу NN было четыре года…

Что еще я мог сказать? Что искусствовед NN завралась, сочинила знакомство с Мандельштамом, роман с Хармсом, и мы поверили, как поверили бы в ее дружбу с Пушкиным? Что подлец Алиса хотела наказать Энен, сделать гадость, проучить, можно сказать, что у нее были не идейные мотивы, а бытовые: ревность, самолюбие, гормоны… Вряд ли Алиса всерьез обдумывала свое преступление, лежала на диване и злоумышляла: ее не интересовали эти давние истории. Она просто свалила в кучу все: «смешную историю» о вызове на Литейный, рассказ о влюбленной в Мандельштама красавице, подписавшей в конце 20-ых какую-то чушь, – но части пазла не совпадают, все это искаженная реальность.

– В суд идти не с чем. Это жиртрест промсарделька попросила меня ее прищучить… А твоей NN все равно – она рехнулась в семьдесят первом году. Почему в семьдесят первом? Я тогда родился, – сказал Юркий Юрочка, он имел в виду, что ей, такой старой, уже все равно.

Как это было

25 июня 1995 года

Я собираюсь пойти в больницу к Энен. Когда я был у нее неделю назад, она уже сидела на кровати (правда, я ей помог сесть). Но не могла говорить. Она пока не умеет говорить по-русски, только по-французски. Я, естественно, ничего не понимаю.

В соседней палате лежит учительница французского, я привез ее к нам в кресле. Она сказала, что Энен говорит короткими фразами, как ребенок. Она переводила Энен.

Энен сказала: «Как твои экзамены, мой дорогой мальчик?»

Я сказал: «Нормально, осталось еще два экзамена, и будет выпускной вечер».

Энен сказала: «Ты будешь танцевать в белом платье?» Я думаю, что это ошибка переводчика. Я уверен, что Энен в сознании и просто пошутила.