Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

«Взводи и бей, – велел я третьему помощнику. – Это приманит кого-нибудь из взрослых, а может, и все стадо».

Он так и сделал, и месть не замедлила явиться! ‹…› Не успел китенок забиться в агонии, как огромная самка-кашалот возникла рядом со своим раненым отпрыском. Ее первым побуждением было прикрыть его плавником и увести прочь; и нет ничего на свете поразительнее, чем эта материнская нежность, проявленная ею в попытках добиться своей цели. Но бедняга умирал, и, пока она тщетно пыталась побудить его следовать за нею, он перевернулся и уже мертвый покачивался на волнах у нее под боком. Обнаружив, что детеныш невосприимчив к ее ласке, она развернулась, чтобы немедля обрушить месть на его убийц, и ринулась прямо на лодку, в пароксизме ярости хлопая громадными челюстями. Отдав команду рулевому на корме, помощник метнулся вперед, обрезал линь, на котором болтался китенок, сорвал с крюка последний оставшийся гарпун и изо всей силы вонзил его в тело матери, пока лодка разворачивалась, чтобы избежать столкновения с ней… В этот самый миг примерно в миле от нас на поверхность прорвался еще один кит… мой старый знакомец, Моча Дик… белый, как сугроб!

…Не успела его огромная квадратная голова подняться из моря, как он бросился в атаку, вздымая по мере своего стремительного продвижения тучи брызг и пенные буруны… прокладывая себе путь к тому самому месту, где был убит китенок. «Эй, гарпунщик, разверни лодку и дай мне выстрелить!» – крикнул я, перескакивая на нос… хотя это был не иначе как сам Вельзевул! ‹…› Я поднял гарпун над головой… и метнул его, шумно выдохнув, прямо в его толстый белый бок! ‹…› В то же мгновение, как сталь вошла в его тело, раненый Левиафан погрузил голову под воду и принялся с огромной скоростью кружить и биться, мощно вспенивая море хвостом и плавниками, содрогаясь от ярости и боли.

Моча Дик занырнул с такой быстротой, что даже клюзы вельбота задымились от сотен фатомов[68] линя, с жужжанием продернутых сквозь них. Однако, «изнемогшее от ран и истощенное яростным сопротивлением… огромное создание было все же вынуждено снова вынырнуть, чтобы глотнуть свежего воздуха». Он возник на поверхности, протащил за собой лодку еще метров 400, а потом резко остановился «и завалился, словно охваченный параличом… содрогаясь и изгибаясь всем телом». Кит еще пытался атаковать лодку, но лишился сил и умер.

Поскольку людям все же удалось убить печально знаменитого Моча Дика, этот рассказ завершается на триумфальной ноте. Куда более сдержанно описывается (из-за весьма плачевных для корабля и его команды последствий) нападение разъяренного кита, потопившего в 1820 году приписанное к Нантакету китобойное судно «Эссекс».