Воспитание по-новому

И каждый раз, обсуждая это, они поражаются этой глубине, многоплановости детских чувств, глобальности мира ребенка. И поражаются тому, что собственный ребенок часто кажется им каким-то простейшим существом — какие, мол, у него могут быть переживания, какие проблемы?

Но дети — такие же люди как и мы, только с маленькими телами.

Любить ребенка и значит — помнить о глубине мира его переживаний, о серьезности и важности событий, происходящих в его жизни — соответственно его масштабу. А для этого — помнить самого себя ребенком — со своим внутренним миром, глубиной своих чувств, ожиданий, разочарований. Именно это даст нам возможность искреннего сочувствия ребенку.

Детству следует оказывать величайшее уважение.

Ювенал

Я видела однажды, как переживал внук отсутствие мамы. Она уехала в командировку, и он так ждал ее приезда. И грустил, что мамы нет. И однажды, придя ко мне с этой своей грустью, он обратился с просьбой:

— Маруся, в магазине у метро такая игрушка, ее нужно купить…

— Нет, дорогой, я не пойду в магазин, у меня много дел, я не могу тратить время, — ответила я ему.

— Ну, Марусенька, ну пожалуйста, пойдем, там такая игрушка… — продолжал просить он.

— Детка, я понимаю, что ты хочешь эту игрушку, — сказала я, — но я туда сегодня не пойду… Это далеко, и у меня нет на это времени. Попроси папу. Вы с ним сейчас поедете к бабушке, может, он согласится заехать в магазин.

— Нет, — грустно сказал ребенок, — папу не убедить… Я попрошу, но он, наверное, не согласится…

И когда пришел папа, ребенок, с лицом, на котором читалось искреннее, проникновенное желание, сказал:

— Пап, давай заедем в магазин — там такая игрушка…

— Нет, никакой игрушки, — сказал папа. — Мы опаздываем, нам некогда заезжать в магазин…

Ребенок опустил голову, вздохнул обреченно. И я, наблюдающая за всей этой сценой со стороны, умилилась этой грусти, даже печали — как все не складывается.

Он стал собираться. Начал обувать кроссовки.

— Надевай ботинки, — сказал папа.

— Но я хочу кроссовки. Я не люблю эти ботинки.

— Никита, на улице холодно, надевай ботинки… — сказал папа.

Ребенок начал надевать ботинки. И на его лице я увидела выражение искреннего горя. Настоящего горя, которое испытывает иногда взрослый человек, когда все не получается, не складывается, когда день, как говорится, не задался. Одно к одному. Мама уехала. Игрушку не покупают. Кроссовки надеть не разрешают.

Это были детские проблемы, маленькие проблемы, маленькие обиды. Но я знала — в масштабах ребенка — они были большими, настоящими. И он переживал их серьезно, глубоко, как взрослый человек переживает свои большие, взрослые проблемы и горести.

Мое сердце просто переполнилось сочувствием к нему. Я же помнила свои детские переживания и их масштабы — когда деревья были большими.

Я отозвала зятя в сторону и попросила:

— Пожалуйста, зайдите с ним в магазин. Ты можешь не купить ему эту игрушку, если она того не стоит, но хотя бы зайдите в магазин, чтобы вместе посмотреть игрушки. Найди несколько минут, ему важно сейчас туда сходить…

Зять посмотрел на меня удивленно, а я попыталась объяснить:

— Он грустит, он очень переживает, что мама не приезжает, а тут еще одна беда — никто не понимает, как важно ему купить эту игрушку.

И когда они ушли, я подумала — как уязвим мир ребенка! Как тонко они чувствуют и переживают! Гораздо тоньше, чем мы, взрослые, потому что мы уже стали толстокожими. И — как осторожно и бережно надо относиться к этому тонкому миру детских переживаний!

Любить ребенка: разделить с ним ответственность

Работая в школе, я много раз наблюдала ситуации, которые меня просто ранили, трогали меня на уровне физической боли. Эти ситуации повторялись часто, потому что были обычной школьной практикой — вызвать родителей «провинившегося» ученика и высказать им все, что думаешь об этом безответственном ученике или о его безобразном поведении.

Это была действительно распространенная практика (используемая, опять же, просто от бессилия учителей: справиться с детьми теми методами, которые они знают, они не могут, поэтому вызывают родителей, чтобы на них «перевалить» проблемы с ребенком!). Поэтому, проходя по школе, я часто видела эти «тройки» людей, похожих друг на друга.

Ситуация действительно выглядела всегда одинаково. Стоит учитель, стоит родитель, между ними — ребенок, которого ругают. Родитель стоит со скорбным лицом. Ребенок стоит, опустив голову, потому что — перемена, все бегают, все видят, как его «чехвостят». Один учитель — «на высоте», он чувствует себя просто прокурором, вершителем судеб. И несчастной жертвой одновременно.

И я, проходя мимо, слышала:

— Я не знаю, что с ним делать, ведет себя безобразно… Требованиям моим не подчиняется… Мешает работать с классом…

И в ответ — слова мамы:

— А я что, ему не говорю? Я ему сколько раз уже говорила… И папа ему говорил… Мы уже его и наказывали…

И между ними — молчащий ребенок, виновато опустивший голову.