Воспитание поколений

Но вернёмся к Владику. Это наряду с Алькой самый разработанный образ повести. Нелёгкий у него характер — в осуществлении своих замыслов твёрд, настойчив до полного забвения дисциплины. Вспыльчив, иногда злобен. И мечтателен. Но мечты его, в полном соответствии с характером, не расплывчаты, не отвлеченны, а очень конкретны: он мечтает о действии, о сражениях и подвигах. Только с одним человеком он нежен — с Алькой.

Вот он стреляет в тире. «Когда Владик подходил к барьеру, лицо его чуть бледнело, серые глаза щурились, а когда он посылал пулю, губы вздрагивали и сжимались, как будто он бил не по мишени, а по скрытому за ней врагу». Вот его характер. И недаром именно Владику принадлежит ведущая роль в самом, на мой взгляд, важном по идейной нагрузке, которую он несёт, диалоге повести. Что диалог этот и Гайдар считал центральным, можно косвенно подтвердить. Мы видели, как особенно важные ситуации в «Школе» Гайдар подчёркивал, подготовляя их другими, очень схожими, параллельными ситуациями. Диалог, о котором я говорю, тоже предварён, но не ситуацией, а стилистической параллелью. Владик беседует с Толей о мази, которая делает человека невидимым.

«— Так ведь все это враки, Владик, — усмехнулся Толька.

— Ну и пусть враки! Ну, а если бы?

— А если бы? — заинтересовался Толька. — Ну, тогда мы с тобой уж что-нибудь придумали бы.

— Что там придумывать! Купили бы мы с тобой билеты до заграницы.

— Зачем же билеты? — удивился Толька. — Ведь нас бы и так никто не увидел… Ну ладно! А потом?

— А потом… потом поехали бы мы прямо к тюрьме. Убили бы одного часового, потом дальше… Убили бы другого часового. Вошли бы в тюрьму. Убили бы надзирателя…

— Что-то уж очень много убили бы, Владик! — поёжившись, сказал Толька.

— А что их, собак, жалеть? — холодно ответил Владик».

Не продолжаю цитату. Нам важно сейчас не содержание беседы, а её тональность. Важно то, что её ритмический строй, страстность реплик Владика, даже самые реплики повторяются в центральном диалоге повести, который мы читаем спустя тридцать страниц.

«— Толька! — спросил вдруг Владик, и, как всегда, когда он придумывал что-нибудь интересное, глаза его заблестели. — А что, Толька, если бы налетели аэропланы, надвинулись танки, орудия, собрались бы белые со всего света и разбили бы они Красную Армию и поставили бы они всё по-старому?.. Мы бы с тобой тогда как?

— Ещё что? — равнодушно ответил Толька, который уже привык к странным фантазиям своего товарища.

— И разбили бы они Красную Армию, — упрямо и дерзко продолжал Владик, — перевешали бы коммунистов, перекидали бы в тюрьмы комсомольцев, разогнали бы всех пионеров, тогда бы мы с тобой как?

— Ещё что! — уже с раздражением повторил Толька, потому что даже он, привыкший к выдумкам Владика, нашёл эти слова очень уж оскорбительными и невероятными. — Так бы наши им и поддались! Ты знаешь, какая у нас Красная Армия? У нас советская… На весь мир. У нас у самих танки. Глупый ты, дурак. И сам всё знаешь, а сам нарочно спрашивает, спрашивает…

Толька покраснел и, презрительно фыркнув, отвернулся от Владика.

— Ну, и пусть глупый! Пусть знаю, — спокойнее продолжал Владик. — Ну, а если бы? Тогда бы мы с тобой как?

— Тогда бы и придумали, — вздохнул Толька.

— Что там придумывать? — быстро заговорил Владик. — Ушли бы мы с тобой в горы, в леса. Собрали бы отряд, и всю жизнь, до самой смерти, нападали бы мы на белых и не изменили, не сдались бы никогда. Никогда! — повторил он, прищуривая блестящие серые глаза.

Это становилось интересным. Толька приподнялся на локтях и повернулся к Владику.

— Так бы всю жизнь одни и прожили в лесах? — спросил он, подвигаясь ближе.

— Зачем одни? Иногда бы мы с тобой переодевались и пробирались потихоньку в город за приказами. Потом к рабочим. Ведь всех рабочих они всё равно не перевешают. Кто же тогда работать будет — сами буржуи, что ли? Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в полицию, в белогвардейский штаб, в ворота тюрьмы, во дворцы к генералам, к губернаторам. Смелее, товарищи! Пусть грохает.

— Что-то уж очень много грохает! — усомнился Толька. — Так, пожалуй, и все дома закачаются.

— Пусть качаются, — ответил Владик».

Программу партизанских действий на случай неудач в войне — вот что подсказывает своим читателям Гайдар! Программу, ставшую реальностью с первых дней Отечественной войны.

«Военная тайна» вышла в 1935 году. Тогда и позже появлялись романы, повести о будущей войне, где победа достигалась настолько легко и просто, что становилось непонятным — к чему готовить себя, о чём беспокоиться? А Гайдар взволнованно и упорно думал обо всех возможных поворотах будущей войны, о всех «если бы» и «тогда бы мы с тобой как?».

Он настойчиво воспитывал в своих читателях стойкость, веру в победу при любых обстоятельствах, решимость бороться до конца.

Он требовал от юношей моральной чистоты, верного товарищества, благородства в каждом поступке и душевном движении, требовал этого как обязательных качеств солдата.