Трудно найти в нашей художественной литературе другой пример такого страстного и конкретного призыва к молодёжи, высказанного в годы мирной жизни: будьте готовы к великим жертвам, к великой борьбе!
Вот почему Гайдара так привлекали в этой повести самые разнообразные варианты решительных, смелых характеров. Ведь как подчёркнута параллельностью двух диалогов настойчивость Владика, страстность его мечты о борьбе с врагами и боевом подвиге!
Страстность передана энергией, ритмом реплик Владика (о ритме несколько позже) и повторением почти в тех же выражениях конкретного плана решительных действий в различных воображаемых обстоятельствах («А потом… потом поехали бы мы прямо к тюрьме. Убили бы одного часового, потом дальше… Убили бы другого часового. Вошли бы в тюрьму. Убили бы надзирателя…» — в первом диалоге и «Потом во время восстания бросились бы все мы к городу, грохнули бы бомбами в полицию, в белогвардейский штаб, в ворота тюрьмы…» — во втором диалоге). Интересно, что в обоих диалогах совершенно одинакова реакция Тольки и ответ па нее Владика («Что-то уж очень много убили бы, Владик!..» — «А что их, собак, жалеть?» — холодно ответил Владик» и «Что-то уж очень много грохает!.. Так, пожалуй, и все дома закачаются». — «Пусть качаются», — ответил Владик»). Сомнения Толи оттеняют непреклонность и решительность Владика. Не только в поступках, в замыслах, в мечтах самих героев выражены черты упрямства, настойчивости, но и в авторских характеристиках, главным образом в определяющих словах и эпитетах.
«— И послали на пионерработу —
«Дело, товарищ Гитаевич, —
«И разбили бы они Красную Армию, —
«Дерзковатый мальчишка», — одобрительно и ласково говорит Натка о Владике.
Определения и эпитеты вообще играют особую роль в стилистической системе Гайдара — на них лежит большая эмоциональная нагрузка. Гайдар — это особенно ясно проявляется в произведениях, написанных после «Школы», в частности в «Военной тайне», — любит иногда преувеличенно сильные определяющие слова. Они резко акцентируют эмоциональность эпизода, часто сообщают романтический характер и торжественную приподнятость повествованию.
Например, в сне Сергея: «— Это хороший конь! —
Тут неожиданность эпитета «злорадный», в сущности, неоправданного поведением мальчика, оттеняет комичность эпизода. Но чаще мы находим в «Военной тайне» определяющие слова и эпитеты подчёркнуто приподнятые. Даже о стрекотании цикад сказано — «торжественно гремел из-за пыльного кустарника мощный хор невидимых цикад».
Можно было бы привести ещё много примеров, чтобы показать волевую, «упрямую и дерзкую» направленность определений и эпитетов. Это одно из самых важных для Гайдара стилистических средств, устанавливающих тональность произведения.
Интересно отметить ещё один контраст: волевое, героическое направление повести, выраженное и в драматичности событий, и в энергии «военного» диалога Владика с Толькой, и в сказке о Мальчише-Кибальчише, контрастирует с мягким, лирическим лейтмотивом образа Альки. Но тут нет диссонанса. Больше того: сложное переплетение трёх мотивов — драматического, романтико-героического и лирического — создаёт то, что хотелось бы назвать музыкальным, симфоническим построением вещи. Эти три мотива пронизывают всё творчество Гайдара. Но в других произведениях обычно один из них ведущий, два побочных. И кажется, только в «Военной тайне» все три равноправны.
8
И снова о том же — об опасностях, подстерегающих подростков на жизненном пути.
Гайдар пишет повесть «Судьба барабанщика» (1938) — о мальчике, отец которого арестован (за растрату).