Воспитание поколений

Лирико-песенный (или, вернее, речитативный) характер носят главным образом эпизоды, выражающие драматизм ситуации. Они акцентированы, так как находятся в центре повествования, совпадают с кульминацией сюжета и, кроме того, обычно ритмически выделены из окружающего текста. Я говорю о речитативности этих эпизодов, так как часто они близки к народным причитаниям:

«Дорогие гости, помогите!
Паука-злодея зарубите
        И кормила я вас,
        И поила я вас,
Не покиньте меня
В мой последний час!»

(«Муха-Цокотуха»)

Плачет серый воробей:
«Выйди, солнышко, скорей!
Нам без солнышка обидно —
В поле зёрнышка не видно!»

(«Краденое солнце»)

«Ой, куда вы, толстопятые, сгинули?
На кого вы меня, старого, кинули?»

(«Краденое солнце»)

Бедные, бедные звери!
Воют, рыдают, ревут!

(«Тараканище»)

«О, если я не дойду,
Если в пути пропаду,
Что станется с ними, с больными,
С моими зверями лесными?»

(«Айболит»)

Но и драматические эпизоды не всегда у Чуковского песенны или речитативны. Они могут быть эпически торжественными, иначе говоря, подчёркнуто декламационными:

И горы встают перед ним на пути,
И он по горам начинает ползти.
А горы всё выше, а горы всё круче,
А горы уходят под самые тучи!

(«Айболит»)

Они могут выражаться в экспрессивном, отнюдь не лиричном монологе:

«Если топну я ногою,
Позову моих солдат,
В эту комнату толпою
Умывальники влетят,
И залают, и завоют,
И ногами застучат,
И тебе головомойку,
Неумытому, дадут —
Прямо в Мойку,
Прямо в Мойку
С головою окунут».

(«Мойдодыр»)

В чем же заключается находка, которая дала поэту основание говорить, что необходимо было «найти особенный лирико-эпический стиль, пригодный для повествования, для сказа и в то же время почти освобождённый от повествовательно-сказовой дикции»?

Мне кажется, секрет здесь в сюжетном и эмоциональном напоре повествования, в сочетании этого напора с плавностью, благозвучием стихов. Они льются потоком быстрым и энергичным, как горный ручей, — для лирической песни нередко слишком быстрым и энергичным. Этот ручей причудливо вьётся благодаря частой смене эмоций, которой всегда сопутствует смена ритма, но не встречает на пути порогов, никогда не спотыкается. «Никаких внутренних пауз детские стихи не допускают…»

Энергия повествования и ритма, непрерывность потока поэтической речи, благозвучие стиха, очевидно, и рождают сказ, «освобождённый от повествовательно-сказовой дикции», — сказ, очень удобный для произнесения или декламации, но не обязательно напевный.

Энергия ритма в сочетании со стремительным движением сюжета органично приводит к плясовому финалу — не просто мажорному, а бурно-весёлому:

А слониха-щеголиха
Так отплясывает лихо,
Что румяная луна
В небе задрожала
И на бедного слона
Кубарем упала.

(«Тараканище»)

Бом! бом! бом! бом!
Пляшет Муха с Комаром.
А за нею Клоп, Клоп
Сапогами топ, топ!

(«Муха-Цокотуха»)

А метла-то, а метла — весела —
Заплясала, заиграла, замела…

(«Федорино горе»)

Стали зайки
На лужайке
Кувыркаться и скакать.

(«Краденое солнце»)

И пошли они смеяться,
Лимпопо!
И плясать и баловаться,
Лимпопо!

(«Айболит»)

Все ликуют
И танцуют,
Ваню милого целуют, —
И из каждого двора
Слышно громкое «ура»…

(«Крокодил»)