Воспитание поколений

Задорная молодая повесть двух бывших шкидцев написана весело, с юмором, иногда и с иронией — даже в автохарактеристиках и в обрисовке героев, которых авторы горячо любят; вспомним хотя бы, как Викниксор уверял, что его стихам завидовал Блок, а вот теперь он почему-то разучился их писать.

Весёлая книга, но и очень серьезная в существе своем. Её художественная подлинность подтверждена появившейся на несколько лет позже «Педагогической поэмой».

Мы видели, что многим переломным моментам в жизни школы имени Достоевского, в истории подъемов и срывов коллектива можно найти более или менее близкие соответствия в повести Макаренко.

Своего рода параллельность «Республики Шкид» и «Педагогической поэмы» — результат не только близости жизненного материала, который наблюдали авторы, но и общности их идейных позиций.

Книги, совершенно различные по своей художественной индивидуальности, написанные с разных углов зрения, но с одинаковой реалистичностью, работают в одном направлении: утверждают прогрессивность и действенность методов воспитания, найденных талантливыми советскими педагогами. Им удалось преобразить людей, испорченных беспризорной жизнью, вырастить активных, чистых сердцем людей и граждан.

Сходство в истории двух коллективов, изображённых очень разными писателями, — проявление типичности процесса. Судьба детей, которые в капиталистической стране почти неизбежно погрязли бы в преступлениях, погибли бы морально, в нашем обществе оказалась оптимистичной.

Не сравнивая ни принципиального значения, ни художественных достоинств «Республики Шкид» и «Педагогической поэмы», мы вправе сказать: обе книги показали огромную силу воздействия советского общества, в первые годы его становления, на моральный облик самых трудновоспитуемых людей того времени — «малолетних преступников» по буржуазной терминологии, «социально запущенных детей» по советской терминологии 20-х годов.

Известно, что как раз А. Макаренко, несмотря даже на любовь и огромное уважение к Горькому, который писал ему о своем восхищении «Республикой Шкид», отозвался о повести резко отрицательно (как и о «Правонарушителях» Сейфуллиной). Это может показаться неожиданным, но психологически совершенно понятно. Именно то, что сближает «Республику Шкид» с «Педагогической поэмой», должно было отталкивать Макаренко. Ведь он решал те же проблемы, что Викниксор, но на более высоком уровне педагогической техники, изобретая другие, более совершенные, более пригодные для «массового» воспитания беспризорных педагогические методы. Естественно, что Макаренко с его огромным, выстраданным в напряжённом труде опытом и великолепными достижениями воспринимал работу Викниксора (а тем более Мартынова, героя Сейфуллиной) как кустарничество. Его, вероятно, раздражали и неточность методов и ошибки Викниксора, его увлечения, иногда наивные и очень далёкие от собранности, огромного волевого напора, характерных для Макаренко. Викниксор, человек совсем другого склада, был, очевидно, несимпатичен Макаренко.

Психологически всё это понятно, но всё же невозможно согласиться с тем, что повесть Г. Белых и Л. Пантелеева «есть добросовестно нарисованная картина педагогической неудачи».

С. Маршак в предисловии к переизданию после долгого перерыва «Республики Шкид» справедливо пишет: «Если бы деятельность этой школы была и в самом деле всего только «педагогической неудачей», её вряд ли поминали бы добром бывшие воспитанники. Но, пожалуй, ещё больше могут сказать о Шкиде самые судьбы взращенных ею людей… Среди бывших питомцев Шкиды — литераторы, учителя, журналисты, директор издательства, агроном, офицеры Советской Армии, военный инженер, инженеры гражданские, шофёр, продавец в магазине, типографский наборщик. Это ли педагогическая неудача?»

К этому остается только добавить, что и в наше время повесть по-прежнему вызывает живой интерес огромного количества читателей: триста тысяч экземпляров, вышедшие в шестидесятых годах, были так же быстро раскуплены, как первые издания, и книгу снова нельзя найти на прилавках книжных магазинов.

3

Писательская индивидуальность Пантелеева ещё не очень ясна в «Республике Шкид»: ведь книга написана двумя авторами. Но найти черты, характерные для более поздних произведений писателя, помогают несколько очерков о «халдеях» — педагогах Шкиды, которые Пантелеев опубликовал отдельно. Собранные в книге очерки показали, что в первых же своих произведениях Пантелеев был превосходным портретистом.

Портреты скорее графические, чем живописные — они отчётливы, лаконичны, иногда немного шаржированы. Всего несколько штрихов, но острохарактерных, отобранных художником с приметливым глазом, и притом очень эмоциональных — ни один портрет не оставляет читателя равнодушным. Перед нами галерея типов, то смешных или отвратительных, то трогательных или вызывающих уважение. Пантелеев не описывает человека, а показывает его в работе, чаще всего в первый день прихода в школу. Шкидцы и читатели знакомятся с педагогом одновременно.