РИТА
(подходя к своему стулу рядом с письменным столом). Мне казалось, в них есть что-то особое, знаете, свои маленькие кондитерские, и важные матроны, которые ведут хозяйство, и малыши-приготовишки. И обязательно среди них какая-нибудь пара, которую зовут Джонс-младший и Джонс-старший. Один раз я всё это сказала своей матери.Она мне заявила, что я шизанулась.
ФРЭНК
РИТА.
Ну, спятила. Тронулась мозгами.ФРЭНК.
Теперь понял. Надо это запомнить. И первому же студенту, который меня спросит, является ли Айсобел Арчер протестантской мазохисткой, я непременно скажу, что она просто шизанутая.РИТА.
Да не несите чушь. Никогда вы этого не скажете.ФРЭНК.
Это ещё почему?РИТА.
Потому, что вы не можете такого сказать. А если и скажете, то у вас это будет противоестественно, неужели не ясно?ФРЭНК.
Противоестественно?РИТА.
Ну да. Коли вы заявите такое вашим студентам, то они точно подумают, что это вы сами… ну, понятно, что.ФРЭНК.
Понятно — шизанутый. Скажите мне, Рита, а почему вы никогда не пробовали поступить в обычный университет?РИТА.
Чего? Это после той школы, в которой я училась?ФРЭНК.
А чем она была нехороша?РИТА.
Да нет, самая обычная школа: скучища, изодранные учебники, все окна выбиты, постоянные драки, иногда и с ножичками. Я думаю, учителя делали всё, что могли, вечно твердя нам, что если мы будем хорошо учиться, то у нас больше шансов выйти в люди. Но серьёзно учиться — значило превратиться в пай-девочку, то есть стать не такой, как все остальные, а это никоим образом не дозволялось.ФРЭНК.
Кем не дозволялось?РИТА.
Одноклассниками, родичами, всеми. Считалось, что школа — это нечто заведомо совершенно бесполезное и ненужное.Полагалось интересоваться песенками, шмотками, мальчиками — вот это было дело. Впрочем, не могу сказать, что я этому как-то особенно сопротивлялась. И хотя меня никогда не покидали мысли о том, что это ничего не стоит, я тоже, как и все, заводила новую пластинку или покупала очередное платье, и старалась ни о чем не думать. Всегда ведь можно заставить себя перестать думать. Живёшь, как живётся, и уверяешь себя, что всё о'кей. Глядишь — то какая-нибудь вечеринка, то какой-нибудь парень, которому можно сделать глазки, или подружки, чтобы поболтать да похихикать. Пока в один прекрасный день вдруг не задашь себе вопрос: неужели это всё? Неужели ты больше ни на что не годишься? И именно тогда надо выбрать: сменить ли тебе в очередной раз новые шмотки — или изменить что-то в самой себе. И так хочется, честно говоря, пойти и купить-таки новое платье. Потому что это самое простое, и все вокруг довольны, и ты вроде в порядке. Потому что они больше всего боятся не того, что у тебя появится другое платье, а что ты сама станешь другой.
ФРЭНК.
Ну и что же — удавалось вам преодолеть это искушение — я имею в виду новое платье?РИТА.
А вы что — сами не видите? Да гляньте, что на мне надето. Я уже целый год ничего себе не покупаю. И не куплю — пока не сдам первый экзамен. А вот когда сдам, тогда уж куплю себе настоящее платье, знаете, такое, в каких ходят образованные женщины, кто умеет отличить Джейн Остин от Трейси Остин.Ну, теперь можно начинать.
ФРЭНК.
Так вот, относительно текста, что вы написали про эту книжку, как там она называется?…РИТА
ФРЭНК.
Вот-вот. Ну что вам сказать…РИТА.
Что ерунда, должно быть?ФРЭНК.
Дело не в этом. Видите ли, вы описали свои ощущения, а речь идёт о литературоведческом анализе. И именно этому вы должны научиться.РИТА.
Не понимаю, в чем разница?