Читаем Воспитание жизнью полностью

— Слишком скоро сгорела ракета: район обстрела не удалось рассмотреть, — заметил Тель.

— Я его не увидел, — сказал полковник. В его голосе послышалось еле сдерживаемое раздражение. — Может случиться так, что мы ничего и не увидим.

В стороне от них темнела громада высокого холма. Тель разглядел на его вершине деревянную наблюдательную вышку.

— Полезай наверх! — приказал ему полковник. — Я скоро подойду. Только дам взбучку командиру минометной батареи.

Когда вспыхнула вторая осветительная ракета, лейтенант уже вскарабкался на вышку. На сей раз ракета спускалась с большой высоты и светила дольше, выхватывая из темноты весь полигон с его многочисленным и сложным хозяйством. Справа от него можно было рассмотреть железнодорожную станцию, церковь, переезд. Таинственный ландшафт приобретал знакомые очертания…

Послышались шаги: кто-то поднимался снизу по лестнице.

— Ну, как на сей раз осветили местность? — спросил полковник, просунув голову в люк и переводя дыхание.

— Отлично! — ответил Тель. — Видно как днем.

Отец пролез через люк.

— Я им высказал все, что о них думаю, — сказал он и, встав рядом с сыном, перегнулся через деревянные перила.

Телю показалось, что он слышит, как у отца стучит сердце.

— Действительно, — с удовлетворением подтвердил он, — освещение хоть куда. — И, кивнув головой в сторону полигона, заметил: — Просто невероятно! Как в сказочном фильме: сначала темная-темная ночь, а потом вдруг светло как днем и видны предметы, которые ты здесь вовсе и не ожидал увидеть.

— Можешь спуститься, — шутливо подхватил отец, — и зайти в село. Кабачок в нем еще открыт, если тебе повезет, закажешь шницель по-гамбургски и…

— …сто граммов советской водки для тебя, — тем же шутливым тоном закончил фразу сын.

— Было бы недурно, хотя с некоторых пор я предпочитаю советское шампанское.

Они, довольные, рассмеялись.

— Кроме шуток, — сказал Тель. — Однажды я действительно чуть было не соблазнился.

— Чем? — спросил отец.

— Хотел дойти до района обстрела.

— Надеюсь, ты вовремя сообразил, что эти деревеньки всего лишь деревянный муляж?

Осветительная ракета спускалась все быстрее. Наконец она потухла, и вокруг снова сгустилась черная ночь.

Тель-младший предался воспоминаниям:

— Настроение у меня тогда было паршивое, в голову лезли какие-то сентиментальные мысли. Хотелось, чтобы все домики на полигоне, сколоченные из фанеры, превратились в настоящие дома с теплыми комнатами, накрытыми столами, с перинами на постелях, с гостеприимными хозяевами. Чтобы можно было зайти в один из них, постучаться в дверь и попросить: «Впустите, добрые люди, усталого голодного офицера, который чувствует себя совсем одиноким из-за того, что его плохо приняли в полку… А собственно говоря, помнишь ли ты, отец, как я приступил к службе в нашем полку? — спросил он.

— Кажется, там у тебя была какая-то неприятная история, — припомнил полковник.

— Больше того, — возразил сын, — это была одна из самых мрачных страниц в моей жизни. Ты вот недавно спрашивал меня насчет унтер-офицера Тесена. О том, как мы его встретили в роте. По сравнению с тем, как встретили меня, — это день и ночь.

Можно сказать, что Теля, который тогда только что получил звание унтер-лейтенанта, в танковом полку вообще не приняли. Его и трех других молодых офицеров никто не ждал. Исполненные жаждой кипучей деятельности, они поначалу долго и терпеливо ожидали у широкой лестницы, ведущей в здание штаба.

«И в этом негостеприимном полку нам предстоит провести годы, а может быть, половину жизни…» — с тревогой думали тогда они.

Постепенно их терпению пришел конец, давал о себе знать голод, да и от усталости они еле держались на ногах. Их одолевало беспокойство: неужели к ним так никто и не выйдет? Из окон казармы выглядывали солдаты, внимательно рассматривая вновь прибывших: кто, мол, они такие? А, так это новенькие офицеры!

— Ребята, глядите-ка, к нам новые командиры прибыли!

Дежурный офицер, молодой лейтенант с заспанным лицом, тоже высунулся из окна.

— Мне никто ничего не сообщал о вашем приезде, товарищи. В штабе сейчас нет ни одного офицера.

Потом он куда-то несколько раз звонил, но все безрезультатно.

— Я вижу, — обратился один из вновь прибывших унтер-лейтенантов к другому, — мы здесь вообще не нужны.

В это время мимо них случайно проходил какой-то майор.

— А, вы уже здесь? Наверняка опять кто-то из наших прошляпил. Ну ладно, потерпите до завтра, а там посмотрим. К сожалению, у меня сейчас тоже нет времени заняться с вами, большинство наших товарищей находится на учениях. А ведь без писем и газет им тоже не обойтись. Вас, наверное, в училище учили, товарищи, что в центре нашего внимания всегда должен находиться человек, а в заботу о человеке входит также и доставка ему почты и газет во время учений…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее