Воспитание жизнью

«Скоро у нас будет шестинедельная практика, место которой я выбрала сама: это одно народное имение, расположенное на берегу моря. На мотороллере оттуда всего лишь час езды до тебя…»

«Всего час езды? — Якоб заволновался. — Радоваться надо! Хотя, кажется, как раз теперь-то и начнутся настоящие сложности!»

Он зашел в комнату, схватил ремень и головной убор.

«Скорее на пляж, — подумал он, — нужно все как следует обмозговать и взвесить…»

— Куда это ты так спешишь? — проворчал со своей койки ефрейтор Бергеман, держа на полном животе учебник английского языка.

— Как, разве тебе ничего не известно? — вмешался в разговор Петцинг. — Он каждый день в это время идет на берег моря к дюнам.

— А ты откуда знаешь?

— Из окна можно видеть.

— Вот как? — Бергеман приподнялся на койке. Учебник его при этом завалился за кровать. — И что же он там делает?

Петцинг пожал плечами:

— Трудно сказать. Для этого нужно сильно высунуться из окна, а я не переношу высоты: меня тошнить начинает.

Штриглер, повернувшись лицом к стене, лаконично произнес:

— Это от пьянства, а не от высоты.

Якоб уже взялся за дверную ручку, как вдруг ефрейтор спросил его:

— Не исчезай так внезапно, скажи хоть, она очень интересная?

— Оставь свои небылицы при себе, — оборвал его унтер-офицер.

— Не прикидывайся, наверняка с какой-нибудь девчонкой встречаешься на пляже! — продолжал допытываться Бергеман.

— А тебе никогда не приходилось ошибаться?

— Приходилось, — честно признался Бергеман, — и однажды весьма жестоко. Это было тогда, когда мы должны были повезти пианино доктору Мюллеру. Он жил на Рюдесхаймерштрассе, девяносто шесть, на седьмом этаже. Мы позвонили у двери, нам открыла какая-то пожилая тощая дама. «Да, конечно, я доктор Мюллер, — сказала она, — но музыкой я не занимаюсь. Я лингвист и только что вернулась из Центральной Африки». После долгой беготни по этажам нам удалось выяснить, что пианино принадлежало ее брату, преподавателю музыки доктору Мюллеру, который жил на той же улице, но только не в доме девяносто шесть, а в доме шестьдесят девять. Вот какая получилась история. Ну а теперь рассказывай.

— Нечего рассказывать, — сказал Якоб. — Того, о чем вы думаете, вообще не существует. А на пляже я встречаюсь не с девушкой, а с маленьким мальчиком.

— С мальчиком в юбке, не так ли?

— Ну и мысли лезут тебе в голову! — сказал Якоб.

— Уж больно неубедительно ты говоришь, — неожиданно для Якоба вмешался в разговор рядовой Штриглер.

— А я никого и не собираюсь убеждать.

— Значит, маленький мальчик, говоришь?

— Конечно. Ему еще нет и десяти лет!

В этот момент ефрейтор Бергеман повернулся на койке, затем встал с нее и, застегивая воротничок френча, сказал:

— Чепуха это все, ребята! Просто-напросто он водит нас за нос! — И, повернувшись к Якобу, добавил: — Но так просто ты от нас не отделаешься, Якоб. Мы поверим тебе только тогда, когда сами во всем убедимся!

15

Лейтенант Тель несколько раз обошел вокруг письменного стола, стоявшего в кабинете. Задержался у окна, посмотрел на затянутое серыми тучами небо. Тучи висели низко, и лишь временами между ними появлялись просветы, сквозь которые пробивались солнечные лучи. Робко скользнув по казарменным крышам, они снова исчезали. В другой раз лейтенант, возможно, подумал бы: «Вот и солнышко! Значит, весна не за горами! Если такая погода продержится несколько дней, дивизионные учения не будут очень трудными».

Однако сейчас лейтенант думал не об этом. Настроение у него было отвратительное.

«У тебя плохое настроение? Тогда подумай, отчего оно плохое, и постарайся изменить его. Но изменить его невозможно, — вздохнул он. — Обе причины, которые так угнетают меня, находятся вне моей власти: Елена вовремя не вернулась из своей поездки, а Якоб Тесен больше не хочет ждать…

А впрочем, твоя идея, отец, была хороша, и звучала она весьма убедительно. Только успеха пока что, к сожалению, не видно. А рапорт унтер-офицера все еще лежит на моем письменном столе, прямо у меня под носом: «Я, унтер-офицер Якоб Тесен, прошу…» Да, слишком долго он лежит здесь! Его давно следовало бы передать комбату майору Брайтфельду или даже командиру полка. Твои наставления, отец, не могут помочь мне!»