Воспитание жизнью

Вот откинулась крышка люка, и в нем показалась голова унтер-офицера Якоба Тесена. Пройдя еще несколько метров, громадина остановилась.

Майор Брайтфельд и лейтенант Тель бросились к танку.

— Ну как настроение?! — громко закричал майор.

Якоб тем временем спрыгнул на землю и, стащив с головы шлем, вытер рукой потный лоб, затем снова надел шлем и, приняв положение «смирно», доложил:

— Настроение у экипажа хорошее!

На землю спрыгнули один за другим Штриглер и Петцинг, а в открытом люке механика-водителя показалась перемазанная потная физиономия Бергемана.

— И никто из вас не поддался панике? — Майор изучающе переводил взгляд с одного танкиста на другого.

Бергеман заглушил мотор, и стало тихо-тихо. Бергеман, Петцинг и Штриглер впились глазами в лицо своего командира.

— Поддаться панике? — спросил унтер-офицер и, сделав небольшую паузу, продолжал: — В нашем экипаже таких не может быть, товарищ майор!

— Ну что ж, тогда молодцы, — сказал майор и пошел к своей машине, давая этим понять, что для него этот инцидент исчерпан, однако все солдаты знали, что этим дело не закончится: еще будет официальное расследование, в какой бы форме оно ни проводилось.

Не закончился этот инцидент и для лейтенанта Теля, которому не терпелось узнать, почему унтер-офицер Якоб Тесен, отвечая на вопрос комбата, сделал небольшую паузу и даже чуть заметно усмехнулся. Ради озорства? Возможно, но возможно также, что в остановившемся под водой танке произошло что-нибудь…

24

Так что же на самом деле произошло под водой после того, как Бергеман выкрикнул: «Я хочу выбраться из этой коробки! С меня хватит!»?

Услышав выкрики Бергемана, унтер-офицер на миг растерялся. Он понимал, что в данный момент сам Бергеман представляет для танка большую опасность, чем вода, которая каждую минуту могла просочиться в танк.

Унтер-офицеру хотелось видеть выражение лица каждого своего подчиненного. Немного повернув голову, он увидел Петцинга, выражение лица которого показалось ему наглым, каким оно было у него почти всегда.

«Важно узнать, не трусит ли этот, — подумал Якоб. — А его наглое выражение мне сейчас не мешает».

Штриглер неподвижно, словно статуя, застыл на своем сиденье. Жаль только, что не видно его лица, по выражению которого можно было бы понять и состояние. Он молчит, а в данной ситуации уже и это хорошо.

«Я должен быть доволен тем, что он молчит, — мысленно решил Якоб. — Итак, остается Бергеман, которого даже увидеть невозможно, так как он сидит далеко внизу. Но я слышу тебя, «герой»! Слышу в наушниках твое прерывистое от страха дыхание. Я охотно пересел бы на твое место за рычаги и сам повел бы танк, но сейчас такой замены не сделаешь: ни ты, ни я мимо Штриглера не пролезем».

— Сделаем небольшую передышку, — сказал Якоб ефрейтору. — Откинься на спинку сиденья и глубоко подыши. Это успокаивает, только не глупи. — Проговорив это, унтер-офицер замолчал.

Обстановку разрядил Штриглер, и не только разрядил. Можно сказать, он буквально спас положение, немало удивив этим унтер-офицера. И сделал он это довольно оригинальным способом: отпустил замечание, которое на первый взгляд показалось глупым, так как не имело никакого отношения к тому положению, в котором они оказались.

Повернувшись к унтер-офицеру, Штриглер вдруг ни с того ни с сего спросил:

— Как ты думаешь, Якоб, удастся ли нам доделать модель танка и вовремя вручить ее твоему мальчугану?

Вопрос был столь неожиданным, что Бергеман не выдержал и бросил:

— Чудак, у тебя других забот сейчас нет, да?

— У каждого свои заботы, — поучительным тоном произнес Штриглер и лукаво подмигнул Якобу. — Один беспокоится о собственном драгоценном здоровье; другой — о том, что слишком медленно приближается очередь на автомобиль; у тебя, Бергеман, полно забот с твоими девушками, ну, а мы с Якобом хотим выполнить данное мальчугану обещание.

— Девушками я больше не интересуюсь, — буркнул Бергеман. — Тебе должно быть известно, что вот уже две недели, как я не получаю писем.

— Ах, этого я почему-то не знал. Теперь мне понятно, почему у тебя скверное настроение: ты не имеешь того, без чего ты, собственно, и жить не можешь. Выходит, вокруг тебя сейчас вакуум образовался.

— Что ты сказал?

— Вакуум, я говорю, пустота, значит, вокруг тебя.

— А в-вот что… — Бергеман, по-видимому, уже поборол свой страх, это можно было понять даже по его голосу. — А у вас обоих все есть…

— Да, у нас есть то, — спокойно сказал Штриглер, — отчего у нас хорошее настроение. — Штриглер немного помолчал, а затем добавил совсем тихо: — Но к нам могут присоединиться и другие…

И этот разговор, казавшийся на первый взгляд пустым, моментально изменил обстановку.

Немного помолчав, Бергеман хмыкнул.

— Нечего хмыкать, ты лучше скажи, будешь ты наконец с нами заодно или нет?..

«Как бы я хотел знать, что сейчас у Бергемана в мыслях, — подумал Якоб. — Дорого бы я за это заплатил».

«Нужно что-то делать с собой, — думал в это же самое время Бергеман, — вести себя, как прежде, нельзя, да и Якоб не позволит…»

— Ну что же ты не отвечаешь? — не унимался Штриглер.

— Не торопи меня: всему свое время!