С подворотен и с перекрестных улиц на демонстрантов взирало изрядное количество случайных прохожих и любопытных. Стояло много припаркованных машин.
Никаких криков, подготовительных маневров от подходящих не последовало. Наемники с ходу врезались в демонстрантов. Страшно засверкали на солнце окровавленные цепи, пруты, трубы. Некоторые имели притороченные к предплечьям рук боевые, длинные саблевидные стилеты.
Ими они с особой жестокостью набрасывались на людей и наносили глубокие опасные резаные раны. Разом поднялся громкий панический вой.
Люди в ужасе отхлынули назад, оттаскивая за собой раненых и изувеченных. Но боевики быстрыми шагами преследовали давящих друг друга демонстрантов. Народ побежал. Образовалось открытое пространство между убегающими и догоняющими. Там остался стоять один, невысокий, в сереньком спортивном костюмчике с нелепым детским флажком в руке. Его худое лицо с орлиным носом невозмутимо застыло в потоке общей паники: словно икона на пожаре. Люди продолжали тесниться назад. Еще несколько однообразных остались стоять с такими же флажками как придурки на танцплощадке.
События развивались стремительно и непредсказуемо.
Над первым, скромно и глупо стоящим, занеслись самонадеянные пруты для покарания. Вдохновленные, искривленные в возбуждении лица атакующих были жестоки и безжалостны. Вдруг флажок в руках стоявшего вытянулся во внушительную телескопическую стальную трубу- она молниеносно завертелась в руках невозмутимого члена демонстрации.
Первые, трое нападавших, были быстро повержены поочередными и опережающими ударами стального предмета в головы. От разящих движений они живо попадали на землю, хватаясь за кровоточащие раны. Взрыв бешеного рева прокатился по рядам атакующих. Со звериной дикостью бешеных членов психушки, обиженных незаконным ограничением свободы, боевики набросились на неизвестного, посмевшего противостоять им. Но он, отходя мелкими шагами, продолжал умело отбивать удары врагов и наносить им травмирующие движения в голову, по коленям. Скоро он сравнялся со стоящими за ним в редкой шеренге, такими же меланхоличными с виду демонстрантами.
Один из боевиков с длинным саблевидным стилетом сблизился с первым и в длинном выпаде произвел движение в живот. Но монах, отводя трубой опасный выпад противника, почти одновременно другим ее концом засадил в исступленно разинутый рот верзилы свое немудреное оружие. И ею же откинул обмякшее тело под ноги следом наступавшим.
Редкий строй невозмутимых монахов сошелся с плотной массой возбужденно-агрессивных, подогретых сопротивлением, неизвестных боевиков.
Ван и Коу внешне спокойно, но внимательно наблюдали за общей схваткой. Это Сен Ю первым принял удар. Дюжина нападавших лишилась подвижности от несильных, но точных ударов монаха. Сейчас уже в руках у него мелькал массивный стальной прут двух с половиной метров длины.
Им он крутил с такой же скоростью, как и трубу до этого. Одиннадцать монахов, тоже с прутами, занявшие пространство в сорок шагов по фронту, методично, с расчетливой холодностью роботов ломали кости настойчивым нападавшим. Противостоять железным шестам, хотя бы с эффектом равных, боевики были не в состоянии. Короткие пруты и трубы могли только блокировать удары монахов. Но сила и скорость крутящихся шестов, мощь ударов была такова, что оружие боевиков выбивалось из рук или они падали вместе с оружием наземь. Следом сталь шеста со скоростью молнии опускалась на головы или позвоночники безмерных в своей ярости наемников. Задние начали швырять в монахов своими боевыми приспособлениями. Но попасть в серые фигуры было очень проблематично.
Теперь уже крутые боевики под натиском неотразимых ударов и с возрастающими потерями попятились медленно, нехотя назад. Несмотря на то, что желание поразить монахов у них было преобладающим. Они дружно маневрировали, пробовали еще наскоком с громким боевым кличем как-нибудь оттеснить чужаков, поразить их, но итогом всех этих усилий был очередной удар по ногам, следом по голове и шумное, яростное до этого тело становилось аморфным и беспомощно тянулось куда-нибудь в сторону от побоища. Подняться, отбежать не хватало ни сил, ни возможности.
Минута, полторы боя, а на земле корчилось более сотни изувеченных членов черной демонстрации. Монахи не спеша, методично, словно подчиняясь чьей-то команде, перешли в наступление и стали гнать противника обратно на ту улицу, с которой те появились.
Коу немного выждал, передал по рации Мину, чтобы тот внимательнее следил за боевиками. У них в любой момент могло появиться огнестрельное оружие. Сам же Коу и еще несколько человек следили за окнами и крышей противоположных зданий улицы. С той стороны тоже были люди, которые также следили за окнами и крышей на этой стороне.