Динстон с большим достоинством поднял голову. Но пулеметная речь Маккинроя была опаснее всех защитных слов полковника.
— Вы совсем не владеете ситуацией, мистер капрал, если пробуете мне отвечать также, как своим друзьям в Лэнгли. Вы завтра же подадите рапорт в отставку, если сегодня дети через четыре часа не будут освобождены. Если с девушкой что-нибудь случиться, я проявлю инициативу, чтобы ваши инициалы с вашей запоминающейся фотографией появились во всех центральных американских и европейских ежедневных изданиях. Вы меня знаете. На этом вы как политик, разведчик, личность кончитесь. Ясно?
Динстон совсем стал темно-бурым. Тело его слегка потеряло устойчивость, ноги ослабли.
— Что вы, сэр. На сей счет даны самые суровые указания. Я же прекрасно знаю этих бешеных монахов. Они страшнее всяких там газет.
Никто с ней ничего. Как можно, сэр, так плохо думать о старом кадровом ветеране.
— Что вы мне лепечете? Никто, ничего. Это у бандитов вы берете слово на веру. Где ваша былая рассудительность, осторожность, профессионализм в конце концов? Я и вправду начинал подумывать, что опыт годов у вас берет верх над молодецкой авантюрой.
— Зачем про затертые буквари, сэр, — пискливо отстаивал себя полковник. — Откуда у вас столько ненужной телячьей нежности? Вы же сами лучше меня понимаете, что разведка не терпит сентиментальности.
Вы начальник, я подчиненный. Я передам ее вам, чтобы не имелось никаких сомнений.
Динстон так тряхнул руками, будто перебросил всех детей Маккинрою сразу.
— Правильно, полковник. И это будет с вашей стороны лучший ход для вас же. Звоните, я буду здесь вас слушать. А насчет сентиментальности, усвойте, дипломатическая разведка не терпит подлости. И это вы знаете на опыте своей шкуры лично. Вспомните свои годы. Звоните.
— Есть позвонить, сэр.
Уже немного успокоившись, и видя, что эксперт оттаивает в гневе, офицер, путаясь, набрал номер.
— Брюнер, это я Динстон.
— Не понял. Что?
Неужели? Как это случилось?
Черт возьми. Сейчас это не важно. Немедленно передай своим людям, что бы детей перевезли в консульство. Постарайся сам проконтролировать каждый шаг, чтобы они были вне опасности. Получен строжайший приказ привезти детей. Динстон устало положил трубку. Маккинрой упорно смотрел на опухшее лицо подчиненного.
— В чем дело, полковник? Вы опять чем-то больно расстроены.
— Какое тут расстроен. Этот бешеный монах снова настрелял несколько боевиков. Взял в заложники ихнего оберфюрера. И сам же требует немедленного освобождения детей.
— И что немцы?
— Приняли все его условия.
— Скажите спасибо этому бешеному монаху. Он вас не подвел. Едем к ним. Одно только то, что я может быть смогу поговорить с девушкой, как-то оправдывает вас. Но с моральной стороны, полковник, от вас подобного я никак не ожидал.
— Так мы с вами никогда не поймаем русского. Выложим еще миллионов двадцать долларов, но останемся у разбитого корыта.
— Полковник, нам не надо ловить русского. Я вам уже это говорил.
За корыто отвечаю я. На вас оно никаким образом не отразится.
— Я не о себе думаю. Если б это был просто монах, он давно сам по себе бы здох. А так? Что-то за этим очень тайное скрывается. Поверьте, мне лично все равно.
— Вам, полковник, пришло время почаще проверяться у психиатра. Вы не находите это своевременным.
— Вы имеете право меня обижать. Я подчиненный.
— Не плачьтесь. И поймите: именно вашими усилиями человек стал изгоем. Без дома, без родины. И то, что он еще сохраняет свою порядочность: не падает духом, как вы, не бросается в крайности-это надо уважать. А вам лишь бы ликвидировать, нейтрализовать. Откуда это у вас? Кто вам такое приказывает?
— Интересы Америки в том, чтобы у нее не было врагов.
— Принципиально верно, полковник. Но ваш поход к этой проблеме говорит о том, что вы совсем иного желаете добиться. Своими гигантскими сверхусилиями вы умело плодите врагов Америки. Жить и не быть самим собой. Какое еще можно придумать наказание?
— Мне упорно думается-монах опасен. Почему он так живуч?
— Вы из него сделали живучего. Вы его крестный отец. Если б не вы, китайцы сами бы давно уже извели его. Вы настроили монахов против нас.
Объединили их. Это нам было нужно? На кого, получается, вы работаете?
— Ну, в принципе… — трудно соглашался Динстон, — может быть. Но вообще… — Полковник обреченно махнул. — Не знаю.
— А надо бы знать. Надо уважать противника. Особенно, если он этого заслуживает. Едемте.
Глава пятая
Дина робко и с опаской смотрела на Руса, как на чужака. Виновато мяла в руках маленький платочек. Губы еще мелко подрагивали, но она постепенно приходила в себя, и речь ее становилась яснее и логичнее.
— Ты не бойся, тот человек хороший… он приказал меня отпустить.
Сказал, что зовут его мистер Маккинрой. Он хочет встретиться с тобой, поговорить. Хочет поговорить с твоими духовными отцами, которые в Китае. Здесь, в Южной Америке, он сейчас главный, и его должны слушаться все. Он поможет тебе. Еще он много денег дал приюту. И тебе дал, чтобы ты не нуждался в деньгах.