Председатель ещё глухо и злобно, некоторое время, покрякал на окружающую среду и надолго притих на широком диване. Взгляд медленно шарил по стенам большой комнаты: и, с движением хитрых, недобрых глаз неторопливо уходило бесшумное время, куда-то за далёкий, туманный горизонт необъятного пространства и невидимого глазу пёстрого цвета радиоволн.
Но всё, в подрагивающем воздухе великой страны, оставалось достаточно напряженно и настороженно. И никто, ничего не знал, и не догадывался, что будет завтра, тем более, после завтра. Народ заговорено бубнил цитатники Мао. Партия зорко следила, чтобы бубнил каждый, бубнили группами, орали толпами, большими толпами, целыми демонстрациями, всем семисотмиллионным народом. Спецотделы бдительно следили, чтобы все орали громко, чётко, с расстановкой и, обязательно, весело.
Никакой показухи. Вживую. Не фальшивить. И только с любовью. С большой партийной любовью к единственному и неповторимому.
Над смертельно больным, не засыпающим, вечно злобным стариком, в высоком небе стоял сплошной гул от раскаленных в великой любви и глубочайшей признательности, раболепно преданных, китайских глоток.
Вот это организация. И именно большевистского толка. И любовь по заказу. И рабство по расписанию.
Для всех и каждого.
Аминь, ничего не подозревающие, господа хорошие.
Всем аминь.
Будьте.
Глава одиннадцатая
Ван
«Если дурак при власти, то народ идиот:
или наоборот».
Всё и всех, лично и правильно, подозревающий начальник охраны «Запретного города» и личный телохранитель Председателя, Ван Дунсин, подозрительно и придирчиво проверял караулы, сам расставлял у дверей проверенных солдат, снова и снова расспрашивал обязанности и права караульного.
— Какие права у часового? — неожиданно и глухо рыкнул он на немолодого уже, сержанта внутренней охраны.
— Часовой лицо неприкосновенное, товарищ полковник.
— Правильно, сержант. Кто тебя может сменить?
— Лицо, приведённое вами.
— Молодец, сержант.
Полковник тяжело хлопнул сержанта по плечу.
— Кому ты ещё подчиняешься?
— Начальнику караула.
— Нет. В «Запретном городе» на посту вы подчиняетесь только мне. Начальнику караула вы подчиняетесь после смены. Ясно!
— Ясно, товарищ полковник!
— Если на вас нападут: ваши действия.
— Уничтожить нападающего!
— Если их несколько?
— Уничтожить всех.
— Если начальник караула внезапно нападает?
— Уничтожить его.
— Если я нападу?
Сержант сначала запнулся, но потом смело выпалил: — и вас тоже я должен уничтожить.
— Молодец. Завтра получишь лычки старшего сержанта.
— Служу китайскому народу!
— Не бойся стрелять врагов. Не бойся. От этого гордость в личном сознании, и важность тебя такая охватывает, что ты чувствуешь себя богом. Полезное чувство для воина-солдата. Иначе солдат не солдат. Тюфяк гражданский. Баба.
Полковник, по-доброму, крепко похлопал сержанта по плечу.
— Здесь ты служишь только великому Председателю. Мне подчиняешься, но служишь ему. Сколько у тебя патронов?
— Тридцать пистолетных и пятьдесят винтовочных.
— Гранаты?
— Четыре штуки.
— Ты знаешь, что в соседних комнатах медитируют очень старые монахи.
— Старые? Нет, товарищ полковник.
— А почему ты так переспросил?
— Проводят здесь каких-то, но не очень старых.
— А сколько б ты дал?
— До вашего вопроса, лет шестьдесят, семьдесят. А сейчас, не больше восьмидесяти.
— Им всем за сто лет.
Сержант от удивления округлил свои узкие глаза.
— Их не трогай. Это древние лекари, ведуны старики. Безобидные, как полевые одуванчики. Они лечат Председателя. Но, присматривай за ними. Если что подозрительное, мне немедленно докладывай.
— Будет сделано, товарищ полковник.
— Особенно вот за таким интересным монахом.
Полковник показал ему фотографию.
— Понял, товарищ полковник.
— Завтра я тебе придам в подчинение пятьдесят солдат, и ты будешь ответственен вот за эти комнаты. И за монахов.
Сержант предано кивнул.
— Будешь теперь получать в пять раз больше.
Часовой чуть не подпрыгнул до потолка от давно желаемой, ожидаемой, приятной неожиданности.
Полковник внимательно посмотрел на сержанта.
— Впереди большие политические и государственные перемены. Будь бдителен.
— Служу китайскому народу!
Полковник хлопнул караульного по плечу и быстро пошёл по светлому, розовому коридору в отдалённую комнату. Там сидели Ван и трое древних, моложавых старцев. Он молча кивнул всем и присел рядом. Не глядя ни на кого, важно, заговорщицки заговорил:
— Уважаемые, скоро появится для аудиенции с хозяином, генерал Чу. После встречи с ним он зайдёт к вам. Какое ваше высокое мнение о дражайшем здоровье главы великой страны?
— Уважаемый товарищ Ван Дунсин, мнение древнего консилиума однозначное, неприятное: не больше шести месяцев проживёт великий глава.
— На сколько это точно?
— На столько, на сколько он протянет от наркотических уколов ваших недобросовестных докторов.
— Вы уверены, что наши доктора действуют во вред Председателю?
— Это нельзя сказать, потому что уровень вашей медицины очень низок. Что может сделать даже добросовестный школьник там, где требуются знания и опыт тысячелетий?
— Подумаем.